Индюк.
Глава 2
«САНКТ-ПЕТЕРБУРЖСКИЕ ВЕДОМОСТИ»
18 сентября 1979 года
«Не успела стихнуть одна бескровная война в киномире – скандальный процесс о плагиате, на протяжении трех недель привлекавший внимание «желтой прессы», – как готова разразиться новая. Известный актер Николай Зверев заявил вчера, что отказывается от съемок в пятисерийной эпопее «Ермак». Напомним, что двумя днями раньше режиссер Сергей Бондарчук, уже снискавший себе известность батальным кинополотном «Малая земля», прославившим подвиги русской морской пехоты на Тихом океане, назвал Зверева исполнителем главной роли в новом фильме, съемки которого готовы начаться будущей весной. Пока неясно, была ли то оплошность со стороны режиссера или, как утверждает сам Бондарчук, актер отказался от уже взятых им на себя по договору обязательств…»
Рига, 18 сентября 1979 года, вторник.
Сергей Щербаков
Хотя карта не соврала и езды до полицейского управления было от силы минут пять, все же я был рад, что у моего стручка оказалась машина. От одного взгляда на серые улицы под серым небом хотелось ежиться и сворачиваться в клубок.
Интересно, однако, откуда у него свой автомобиль? То ли бабушка-миллионерша подарила… Один бог и ведает. Да и вообще интересная у него фамилия. Скорей всего поляк.
Не доверяю я полякам. Наверное, это у меня семейное. Отец еще рассказывал, как они под Варшавой стояли в сорок третьем. Всякое бывало – и стекло толченое в каше солдаты находили, и сахар в бензобаках, и пушки немецкие наводились на наши позиции с прямо-таки противоестественной точностью. Хватало иуд. Вроде бы и немного их, если здраво рассудить, а они как та ложка дегтя. Это уже потом, когда ясно стало, что урок немцам преподадут во второй раз, как-то поутихли саботажники, вспомнили, почему половина Варшавской губернии по сию пору в уссурийской тайге панами сидит. Но это уже после прорыва было.
– Проспект Трех Императоров, – проговорил Заброцкий, притормаживая перед поворотом на широкую и, по всему видно, центральную улицу, пересекавшую парк.
– Что-то я такого по карте не припомню, – усомнился я. «Никак разыгрываешь?»
– А на картах не все пишут, – усмехнулся он. – На плане города он честь по чести проспект Александра Третьего. А проспект Трех Императоров – это от Ратушной площади до Новой Гертрудинской церкви, потому что тут каждые пару кварталов памятник – здесь, видите, Петру Великому, старинный памятник, дальше Александру Миротворцу, а за полицейским управлением, почти перед самой церковью, – Михаилу… э-э… Суровому.
– «Топтыгину» сказать побоялись? – попытался я пошутить.
Юноша резко покосился на меня.
– Вы к нам по уголовному делу приехали или мелкое вольнодумство выкорчевывать?
Ох, горяч. Того и гляди вспыхнет. И с чувством юмора плоховато.
– Упаси боже, пан Заброцкий. Неблагодарная это работа.
– Можно просто «господин Заброцкий», – чопорно ответил мой шофер. Переигрываешь, парень. – А еще лучше – Анджей.
– Простите, а по отчеству?
– Войцехович.
– Хорошо, Андрей Войцехович. – Мой спутник брезгливо повел верхней губой, точно унюхал дохлую кошку. – А меня зовут Сергей. Сергей Александрович Щербаков. К вашим услугам.
Заброцкий молча кивнул. Мы подъезжали к перекрестку за памятником Александру Второму; движение здесь было бурное, и водителю требовалось все внимание, чтобы не покалечить автомобиль.
Дальше мы ехали молча, да, по правде сказать, и ехали-то недолго – три квартала. Я рассеянно любовался видами Риги. Посмотреть было на что – ни судьба, ни долг не заносили меня раньше в такие вот совсем не российские города. Даже Дальний казался как-то роднее. Я уже успел обратить внимание, что и здесь, как в Двинске, вывески на русском языке попадались не всегда, зато много было латиницы – немецкий язык, польский. Да и архитектура тут была совсем иная несхожая со столичным классицизмом или московским «русским барокко». Добротный немецкий довоенный модерн и послевоенный неомодерн. Точно где-нибудь в Киле или Карлмарксштадте… Нет, Карлмарксштадт тоже, что называется «шпеернули», превратив в образчик монументального социалистического строительства. Есть у меня тайная мечта – побывать в тех странах, куда меня не пустят никогда: в Германии, в Британии… Только вот нельзя. Агентам тайной полиции не разрешается выезжать за пределы империи и ее доминионов иначе как по служебной необходимости. Исключения делаются, но только для посещения союзных государств. Так что из всей Европы мне светят разве что Рим с Парижем. И то если начальство смилостивится. Что ж, буду довольствоваться суррогатной лифляндской Германией.
Полицейское управление размещалось в массивном здании, вовсе не имевшем архитектурного стиля. У парадного толпился народ, двое постовых волокли сопротивлявшегося долговязого парня, не обращая внимания на его истошную божбу и вопли, и Заброцкий после недолгого раздумья повел меня черным ходом с угла. По крутой лестнице мы поднялись на третий этаж, где и размещалась собственно уголовная полиция.
– Я смотрю, вещей у вас, Сергей Александрович, немного, – заметил Заброцкий, пока мы шли по коридору. – Но, может, заглянем в отдел, прежде чем идти к Старику, – разденемся?..
Видно было, что ему просто хочется скинуть куртку – топили в управлении отменно.
– Пойдемте, – согласился я. – Кстати же, а почему «к Старику»?
Юноша нервно огляделся.
– Сорвалось по привычке, – пояснил он. – Прозвище такое заглазное. Вообще-то к господину Ковальчику Михаилу Ивановичу.
– Хоть какое-то разнообразие, – подумал я вслух. – Как правило, все говорят одинаково – «к Самому». «Сам» сказал, «Сам» решил…
Заброцкий попытался скрыть улыбку. Нет, все-таки он не безнадежен.
В отделе особо тяжких преступлений было тихо. Очевидно, все сотрудники разошлись по делам. Пахло присутственным местом – бумагами, пылью, чернилами и множеством прошедших через эту комнату людей.
Я с наслаждением сбросил с плеч тяжелую шинель. Заброцкий тем временем избавился от своей пижонской курточки. Под ней оказалась форменная рубашка. Одно из двух – или он полный идиот, или ему просто нечего надеть.
– Ну, – проговорил мой Вергилий рижского розлива, – пойдемте, Сергей Александрович.
Я шагнул было к двери, и тут мое внимание привлек значок, приколотый к рубашке. Я присмотрелся.
– Простите, Андрей Войцехович, – осторожно поинтересовался я, – вы из Приморья родом?
– Родом я из Польши, – ответил он довольно холодно. – Но семья моя живет в Приморье. Предупреждаю ваш следующий вопрос – это настоящий значок.
Я беззвучно присвистнул. Вот вам и пижон, фертик в курточке. А тебе, Сергей, урок – не суди о людях по одежке.
– Что ж, пойдемте к вашему Старику, – проговорил я.
