Глава 11. 2009 г. Допрос и последствия
Федеральная служба безопасности в моем городе располагается скромно. Не на окраине, но и не в центре, в старом двухэтажном доме, такие у нас называют «немецкие дома», их строили военнопленные сразу после войны; вход со двора. Но внутри – высокие потолки, лепнина, запах как в музее Набокова на Большой Морской; деревянные панели темного дерева, массивные дверные ручки, ковровая дорожка, бордовая с зеленым, пиздец как великодержавно; молодцы, в общем. В искомом кабинете скучал некрасивый, средних лет человек типично жандармской внешности, то есть решительно без каких-либо примет.
– Михаил Николаевич, – представился он и почесал дурно подстриженную голову. – Садись. И паспорт давай. 11
Я хотел обронить, что последний Михаил Николаевич, которого я знавал, кинул меня на все мои деньги и мне до сих пор хочется живьем снять с него кожу, но, разумеется, не обронил. С этими ребятами надо быть начеку. С другой стороны, я впервые в жизни явился в правоохранительную контору, не чувствуя за собой никакой вины. Ни страха, ни даже недоумения – только любопытство. Чем бы я ни занимался, моя деятельность никак не угрожала безопасности системы, и сейчас мне понравилось мое новое оригинальное состояние: сидеть напротив государева слуги и не дрожать.
– Как матери здоровье? – осведомился Михаил Николаевич.
– Спасибо. Вашими молитвами.
– Привет передавай.
– Непременно.
Разумеется, мою мать – крупного городского чиновника – все они хорошо знали.
– Значит, так, – начал жандарм, опять почесав затылок. – Из Москвы тобой интересуются. У тебя вроде есть какая-то фирма...
– А в чем, собственно, дело?
– Ты не напрягайся, – спокойно посоветовал владелец кабинета, продолжая действовать «по-свойски», и по слогам произнес:
– «Авто-хим-торг».
– Ага, – сказал я.
– Тебе это о чем-нибудь говорит?
– Говорит.
– Твоя фирма?
– Ну... – Я шмыгнул носом. – Допустим, моя.
Государев слуга поморщился.
– Слушай, Андрей. Давай быстро закончим и разбежимся. У меня дел куча. На пять вопросов ответишь и уйдешь. «Допустим», «не допустим» – перестань, ладно?
– Понял.
– Это твоя организация или не твоя?
– Сложный вопрос.
– Что ж тут сложного? – раздраженно спросил Михаил Николаевич. – Послушай, мне до твоей фирмы дела нет. Чем она занимается, как, куда и сколько – плевать. Ты имеешь к ней отношение?
В казенных кабинетах моя голова соображает быстрее, чем обычно, и мне удалось сформулировать правдиво, но и обтекаемо:
– Я ее создал.
– Так, – сказал жандарм. – А такого Ладомира Данилова – знаешь?
Я ожидал чего угодно, только не вопросов про сына хиппи. Аккуратно кивнул.
– Знаю. Грузчик. Молодой парень. А что он натворил?
Михаил Николаевич заглянул в некую бумагу и обрадовался.
– Правильно! Грузчик, восемьдесят третьего года рождения. Отлично, Андрей. Ты на правильном пути. А то – «сложно ответить»... У этого Ладомира Данилова изъята трудовая книжка. Там указано последнее место работы: «Автохимторг», общество с ограниченной ответственностью. Твоя подпись?
Я взял протянутый мне документ, бледную копию, присланную явно по факсу, и увидел знакомый оттиск печати и подпись: собственную фамилию. Подписывал не я – Миронов. Вот дурак, подумал я и ответил:
– Моя. А чья же еще? И фирма, и печать, и подпись. И Данилов мой. Я его нанимал. Фирма у меня маленькая, все решения принимаются мною единолично. Я лояльный гражданин, я все расскажу.
– Очень хорошо, – благосклонно произнес жандарм. 11
Я принял более непринужденную позу. Хотел даже закинуть ногу на ногу, но в последний момент передумал.
– А что этот Данилов? Оказался маньяком? Людей режет? Кожу с живых снимает и тетради шьет?
– Хуже, – пробормотал государев слуга. – Статья номер двести восемьдесят Уголовного кодекса. И еще – номер двести восемьдесят два.
– Я не силен в Уголовном кодексе.
– Верю, – сухо произнес Михаил Николаевич. – Этот твой грузчик, короче говоря, замешан в политике. Я его в глаза не видел и, чего он натворил, не знаю. Но статьи... – Он достал из ящика стола потрепанный томик, раскрыл и процитировал: – «Публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя Российской Федерации». Это номер двести восемьдесят. Плюс «Возбуждение национальной, расовой и религиозной вражды». Понял, что за фрукт?
– Понял, – сказал я. – Подпольный революционер.
– Почему ты решил, что он подпольный?
– Если б он не был подпольный, я бы знал. А я не знаю. Мне он сказал, что путешествует.
– Куда?
– По просторам родины.
– А ты? – спросил Михаил Николаевич.
– Что «я»?
– Ты – революционер?
– Нет, – сурово произнес я, вложив в ответ всю свою мегаломанию. – Абсолютно. В гробу я видел это все. И революцию, и контрреволюцию. Самая большая революция, возможная в моей стране, – это строительство приличной автомобильной дороги от Петербурга до Сочи. Здесь надо не митинговать, а построить хотя бы тричетыре дороги. Научиться жить не по-свински. Для начала, допустим, не ссать по подъездам...
Жандарм засопел и спросил:
– У тебя в подъезде ссут?
– Ссут.
– И у меня ссут, – вздохнул хозяин кабинета и неловко положил бледную ладонь на клавиатуру компьютера.
– Слушайте, – спросил я, – а он, этот Данилов, арестован, да? Сидит?
– Не знаю. Может, и сидит. Мне велено снять с тебя объяснения, и все.
– Он не похож на революционера.
– Вы все не похожи, – небрежно сказал Михаил Николаевич, вглядываясь в экран. – Все хорошие, честные, добрые. А потом оказывается, что один – террорист, другой – изменник. Сейчас ты мне улыбаешься, а завтра окажется, что ты тоже член организации «Черная рота». Как твой Данилов.
– «Черная рота», – повторил я. – Круто. И чем она занимается, эта «Черная рота»?
– Не твое дело. Зачем тебе знать, если ты не революционер?
Я все-таки закинул ногу на ногу.
– Михаил Николаевич, зря вы так. Я никогда не был революционером. Даже в молодости. В девяносто первом, когда люди бросались под танки, я работал. Искал человека, задолжавшего моим нанимателям сорок тысяч долларов. В девяносто третьем, когда жгли Белый дом, я тоже работал. Продавал вино. Я терпеть не могу митинги и знамена.
– Молодец.
