– Лучше, – я показал пальцем, – вызвать хозяина соседнего бокса. Перегородки тут тонкие. Полкирпича. Два раза кувалдой двинуть – и все. 9
– Ты что, строитель? – осведомился мент в новом.
– Я строил этот гараж.
– Эй! – выкрикнул свояк, отводя локти в стороны. – Строитель! Хули ты лезешь?
– Я не строитель.
– А кто ты вообще?
– Никто, – ответил я.
– Ага, – мрачно усмехнулся свояк. – Сам никто и звать никак?
– Точно.
– А хера ли здесь трешься?
– Трутся яйца о штаны, – ответил я вежливо. – Твоя машина мне проезд загородила. Я выехать не могу.
И показал пальцем.
Свояк посмотрел в указанном направлении и сплюнул.
– Говоришь – «никто», а на такой тачке ездишь!
– Успокойся, – сказал свояку мент в поношенном. – А то примем счас тебя, до кучи с бабами.
Из-за двери опять послышался стук и истошный визг.
– Наташа! – воззвал муж, багровея, и поскреб по металлу грязными ногтями. – Наташа, я тебя прошу! Не надо! Остынь, дверь открой!
– Не говори, что мы здесь, – шепотом велел мент в новом. – Скажи, что мы уехали.
– Наташа! – послушно позвал муж. – Выходи! Все тихо! Мусора уехали!
– Никуда не выйду! Суку твою порежу, глаза выколю, потом буду бить, пока не сдохнет, а потом сама повешусь!
Дальше был оглушительный звук удара, железом об железо. Муж и сторож отпрянули, менты переступили с ноги на ногу и перехватили автоматы. Я потянул свояка за рукав.
– Отойдем на два слова.
Мы шагнули в сторону.
– Ты сам-то кто? – спросил я.
– Пацан местный. С Грибаново.
– Знаю Грибаново, – кивнул я. – Хорошая деревня. У меня там двоюродная бабка живет. Слушай сюда, пацан местный. Дай ментам денег, пусть отвалят. У меня тут свой бокс, есть «болгарка» и все прочее. За пять минут петли срежем, створку ломом отожмем и обеих баб за волосы вытащим. Дальше сами разберетесь. Без ментов. А то они ей в натуре захват заложника пришьют, а это особо тяжкое. Десять лет повесят, мало не покажется...
– У меня нет лавэ, – сокрушенно прохрипел свояк.
– Звони товарищам, пусть подвезут.
– Рано еще. Они все пьяные спят.
– Дело твое, – сказал я. – Если ты деревенский, у тебя небось лошадь есть?
– Лошадь? – удивился свояк. – Какая лошадь?
– Ничего. Это я так.
Через стальной лист донеслось азартное восклицание и звон. Я и свояк бросились к остальным.
– Стекло разбила, – предположил сторож. – Боковое.
– Не, – сказал мент в поношенном. – Фару.
– Стекло, – с довольным видом возразил сторож. – Я этот звук знаю.
– Наташа! – завыл муж, молотя кулаками по металлу. – Наташа! Я тебя прошу!
Наташа номер два тем временем завизжала в полную силу – не иначе гневная Наташа номер один добралась до цели. Звук сокрушаемых пластмассово-стеклянных деталей повторился.
– Наташа! – завыл муж, вдруг завибрировал и ударил стальную воротину потным лбом:
– Не трожь тачку, сука! Не трогай, сука, тачку! Все зубы вышибу, тварь! Похороню заживо, поняла, кобыла драная?! 9
Несколько секунд за дверью была тишина, потом замок заскрипел, створка распахнулась, и прямо на мужа прыгнуло оскаленное, бледное, лохматое.
– Кто, бля, кобыла драная?! Кто кобыла?! Кто драная?!
Буйную даму распластали на асфальтовом полу в шесть рук – ментам помогал свояк. Изменщик, не обращая внимания на супругу, рванулся внутрь бокса, завывая. Я, сторож и мимошедший зевака попятились; когда муж вытолкал Наташу номер два, дебелую девку с совершенно красным лицом и растекшейся по нему тушью – красное и черное, классика, – я хотел было помешать, но не успел. Наташа номер два получила сильный пинок и упала, после чего муж бросился то ли помогать решительным ментам вязать жену, то ли помогать жене спастись от милицейской решительности.
Правильно, подумал я. Хочешь вывести даму из себя – усомнись в ее красоте. Скажи, что она уродлива, что она безобразна. Что она кобыла драная.
В итоге оформили четверых: мужа, свояка и обеих Наташ. Для перевозки задержанных вызвали вторую машину. С женщинами случилась истерика, их пришлось приковать наручниками к распахнутым воротам – Наташу номер один к правой створке, а Наташу номер два – к левой, в этом была своя символика: жена всегда права, а к любовнице ходят – куда? Налево. Они поменялись ролями: буйная захватчица теперь только беззвучно рыдала, сидя на корточках, а бывшая ее пленница ругалась страшными черными словами, плевалась и хрипло грозилась местью. Обе были нелепые, некрасивые бабищи.
– Мужчина, – сказал мне мент в поношенном. – Вы тоже с нами. Пойдете понятым.
– Извини, товарищ лейтенант, – ответил я. – У меня через десять минут допрос в ФСБ. Не хочу опаздывать. Одиннадцатый кабинет, можешь проверить.
Лейтенант покачал головой.
– Говоришь, «никто», а в ФСБ ходишь. На допросы.
– Я и есть никто. Мелкий коммерсант московский. Попал в неприятность по недоразумению. Сюда к родителям приехал. Могу паспорт показать.
– Не надо.
– А с этой буйной что будет? Неужели захват заложника пришьют?
– Сомневаюсь, – сказал мент. – Но пятнадцать суток точно повесят. Всем четверым. У нас в отделе как раз забор надо красить.
Глава 10. 2002 г. Оригинальный рецепт
Утром не пил, решил бросить. Я теперь бросаю пить не реже двух раз в неделю. В прошлый раз все закончилось вызовом «скорой помощи». Но я не теряю надежды.
Побрился, принял душ, обтерся одеколоном. Поехал в Москву, по делам. Алкоголики – очень деловые люди.
С похмелья воздух колюч. Голова необычайно ясная. Курить не хочется. Думаю, как быть. Денег нет, работы нет. С наркотиками покончено. Грибы не помогли. Вчера что-то написал. Я теперь пишу каждый день; это дает мне некую иллюзию движения вперед.
Поехал на автобусе. Это дороже, чем по железной дороге, и на полчаса дольше, но зато в автобусе ты сидишь в кресле. До вокзала шел пешком, в длинной веренице со10 братьев: воротники подняты, руки глубоко в карманах. Это
не московская толпа – разноцветная и шумная, – тут люди мрачны и молчаливы. На полпути стало хуже, но я себя пересилил. Подышал носом. Корвалол всегда со мной. И еще кое-какие снадобья. Полный карман. Там же и йод, без него никуда. Как накрыло – так и отпустит, перетерпим. Утренние часы всегда трудные, к середине дня разбегаюсь. С ударением на «е». Занял место согласно купленному билету. Сердце колотится. Ничего, я не один такой. Вон, мужик пивом похмеляется. А тот, что у окна, бледный, как смерть, и от его перегарного дыхания стекло запотело. Плохо, что душно. В принципе, не так уж и нужна мне сегодняшняя поездка. Могу выйти прямо сейчас. Позвоню, отменю встречу. Люди поймут. Меня знают как очень обязательного человека – если не приехал, значит, причина в самом деле уважительная.
