Кирюха задумал сожрать Матвея Матвеева без остатка.
Он собирался сделать так, чтоб Матвей Матвеев сам принес ему все свои деньги. Чтоб отдал все, что имеет.
Кирилл Кораблик решил, что Матвей Матвеев станет пылью под его ногами.
Ножичек в глазик – ерунда. Детский сад. Хотелось большего. Хотелось управлять людьми. Кир завидовал не только Матвею Матвееву, но и своему шефу Ивану Никитину, а тот имел не деньги и не бизнес, а нечто неизмеримо большее – власть. Иван Никитин выходил один на один с толпой мужчин и женщин, брал в руки микрофон, улыбался, шутил, рассказывал что-то простыми, даже примитивными, очень короткими фразами – и через десять минут его, Ивана Никитина, все любили. Он шутил – люди смеялись. Он призывал – люди возбуждались и шумели.
Кирилл Кораблик задумал добиться того, чтобы люди, им сожранные, исполняли его приказы и содрогались от обожания.
В ту первую встречу они – однокорытники – улыбались друг другу, припоминали общих знакомых: кто, где, как, кто спился, кто женился – обычный треп. Матвеев, как заметил внимательный Кирюха, здорово прибавил. Стал уверенным в себе, заматерел. Опытный бизнесмен. Такой нормальный.
Виноторговец пришел не с улицы. Его рекомендовал известный банкир. Первое время Кактус предполагал и банкира сожрать тоже. Но, осторожно собирая информацию, понял, что банкир ему не по зубам. А вот Матвеев – вполне. Собственная фирма, все легально. Женат, без детей. Врагов нет, но и друзей нет тоже. Нет серьезных связей во властных и силовых структурах. Рекомендатель вовсе не друг, а всего-навсего бывший компаньон.
Никто не бросится защищать Матвея Матвеева. Никто не пожалеет о нем.
Естественно, виноторговец не вернул деньги в срок. Деньги никто вовремя не возвращает. Взять деньги в долг и вернуть вовремя – очень нетипичная ситуация. Во всяком случае, для русской разновидности капитализма. Может, виноторговец и хотел бы вернуть – но в августе девяносто восьмого грянул дефолт, и Матвеев оказался обречен. Коготок увяз – всей птичке пропасть.
Кирюху тогда часто мучили сомнения. В фонде его считали злодеем, мясником, кровопускателем – но сам он думал о себе как о добром и справедливом человеке, вынужденно взвалившем на себя грязную работу. Не от природной склонности к грязи, а от внутренней крепости. Да, он жесток – но разве жизнь не жестока? Разве паханы фонда – Никитин, Хренов – не могли подобрать другого, кто умеет произносить фразу про ножичек и глазик? Разве не нашли бы они лепилу, умеющего штопать бандюганам покоцанные морды?
Все оказались слабаками, чистоплюями. Все, кроме Кира Кактуса.
Возможно, Матвеев мог избежать своей участи. Уцелеть. Мог удостоиться чести быть прощенным. Очень возможно! Ходить вокруг жертвы, кропотливо приноравливаться, предвкушать, но вдруг пожалеть и великодушно отпустить ее, ничего не подозревающую, – редкое и тонкое наслаждение можно испытать тогда. Уподобиться богу! И Кирюха долго колебался. Он наметил себе в пищу многих, не одного только виноторговца. Однако в день дефолта он увидел в офисе Матвеева его жену – и зависть, горевшая дохлым костерком, полыхнула до небес.
Когда Марина вошла, он поздоровался и даже привстал со стула – как полагается меж хорошо воспитанными людьми. В ответ поимел благосклонный кивок, сопровождающийся мерцанием зеленых глазищ, и в самый момент кивка, когда пришли в движение шелковистые волны волос, обонял Кирюха легчайший запах сладчайших духов, смешанный с ароматом кожи; ах, и ее бы сожрать, мечтал он, но не выйдет, женщины плохо поддаются психологической ломке; что поделать, сильный пол, всякая женщина стократ крепче мужчины.
Вот, значит, как, горько подумал в ту минуту Кирюха, сжигаемый завистью. Не просто Тройной Матвей, любимец публики. Не просто бизнесмен, без особого труда сколотивший деньжат. Не просто чувак, вольготно окопавшийся в среднем классе. А еще и супруг девахи, сверкающей, подобно редкому бриллианту. Вот, стало быть, как нынче устроился наш футболист. Крутит налаженный бизнесок, винишко снобам задорого толкает, а вечером прыгает в постель, где ждет его все самое гибкое, гладкое и сладкое. Где же равновесие всего на свете, раз и навсегда установленное и никогда не нарушаемое? Вот несут ангелы над головами человеков мешок счастья – и опрокидывают, значит, над первым встречным? Одному кривые ноги, слепые глаза и папку-уголовника, а другому любовь, деньги, здоровье и лучшую женщину?
Не появись тогда случайно в офисе виноторговца его жена Марина – очень возможно, что уцелел бы виноторговец.
Марине надо было в тот день дома сидеть. Ногти красить.
Женщины, слушайте. Это говорю я, Кирилл Кораблик по прозвищу Кактус, умеющий испортить жизнь одной фразой. Почаще сидите дома. Красьте ногти, конфетки кушайте. Появляйтесь возле своих мужей с осторожностью. Иначе попадетесь мне на глаза, и я перестану сомневаться в том, в чем сомневался.
Вплотную приблизившись к возрасту Христа, Кирюха укрепился в убеждении, что жизнь ему удается.
Ну, он не стал богатым. Не завладел элитной недвижимостью, банковскими депозитами и яхтами – но ведь и не стремился. Богатство казалось ему опасным, оно порабощало, а в итоге и разрушало своего владельца. Кирилл не хотел богатства. А зачем? Все, чего он желал, появлялось само.
Он не прилагал усилий для достижения жизненных благ.
Обычный его день начинался с позднего, часов в двенадцать, пробуждения в пропахшей каннабисом спальне просторной четырехкомнатной квартиры с окнами на Серебряный Бор. Потом приходил массажист, когда-то задолжавший Киру некую сумму и теперь вынужденный отрабатывать в поте лица; иногда приходилось все же давать трудяге какие-то деньги; надо же человеку на что-то жить. После часового сеанса массажа – теплая ванна; вызов такси, поездка в ресторан, принадлежащий фонду, обед. Стейк, или форели, или бараньи ребра со шпинатом. Там же, в ресторане, в особенной комнате с удобными диванами, Кирилл посвящал положенное время обстоятельному отдыху. Как правило, выкуривал маленький шарик марокканского гашиша. Две затяжки – полчаса высококачественной эйфории. Листал какой-нибудь журнал, в основном безнапряжное глянцевое издание под многозначительным названием «Самый верхний этаж». Далее – главное событие всякого дня: обязательный визит в бассейн. Сухопутный человек, Кирилл безумно уважал все, что связано с большой водой, и первым условием идеального самочувствия считал плавание – ежедневно не менее трех тысяч метров, с паузами после каждой тысячи. Загребая прохладную воду, грамотно контролируя дыхание, он думал, что дело, может быть, в его фамилии, что дедушка Гаврила Кораблик, неизвестно откуда появившийся сто лет назад во Владимирской губернии, был мореходом, матросом, бороздил океаны, а на суше оказался по стечению обстоятельств? Прирезал, например, надоевшего капитана или боцмана – и сбежал?
Далее, опять на такси, внук Гаврилы возвращался домой.
Своей машины он никогда не имел. Вращение рулевой баранки считал уделом плебеев. Его возил все время один и тот же таксист, когда-то задолжавший некую сумму и теперь вынужденный отрабатывать в поте лица; иногда Кирюха все же давал бедняге какие-то деньги – надо же человеку на что-то жить.
