Взреветь он взревел – только на середине тирады явно осознал, что времена, когда ему можно было львиным басом отдавать приказы, требующие немедленного выполнения, безвозвратно прошли, поэтому последние слова прозвучали уже в сопровождении всхлипов и сглатываний горькой слюны.
2. Штурм
Капитан не стал заезжать в лес. Известно, что американские вездеходы, хоть и выглядят сердито, для русских ухабов и болотин не предназначены. Пришлось остановиться на краю дороги.
Потом он несколько минут сидел, так и эдак перекатывая в мозгу идею, мучившую его последние несколько часов: а стоит ли лезть на рожон, одному, с незаконным пистолетом, безо всякого официального прикрытия, без санкции руководства? Может, все-таки набрать номер полковника Мудрука и доложить по всей форме? И вернуться сюда с отрядом СОБРа – пусть ребята штурмуют себе, сколько захотят, это их прямая работа…
А что ты предъявишь подполковнику? Устную оперативную информацию, собранную с нарушением норм закона? Где протоколы допросов? Где, наконец, уголовное дело, возбужденное по всем правилам? Это первое, а второе – знаем мы этот СОБР; обложат дом со всех сторон, проведут переговоры, закидают цель дымовыми гранатами и попрут, со щитами, в стальных сферах, с автоматами наперевес. Бедолагу Матвеева к тому времени и уберут, и закопают… Никуда и никому я не буду звонить, а пойду прямо сейчас. Кстати, не факт, что Матвеев находится в доме. Не факт, что в доме вообще кто-то или что-то есть. Не факт, что стриптизерша и ее квадратные приятели сказали правду.
Он вышел из машины и мгновенно озяб. Ветер даже здесь, в лесу, гулял неслабо. Достав из багажника кеды, капитан переобулся, проверил свой «стечкин» – любимая игрушка, чеченский трофей, – подхватил нехитрое снаряжение – два мешка с живым товаром, а также полноразмерную кувалду – и двинулся к цели.
На первых же пятидесяти метрах пути через лес – по чавкающим мшистым кочкам, сквозь кусты – он опять напрочь промок, но 3 хлюпающая внутри ненадежной обуви ледяная вода только добавила ему охотничьего азарта.
Надо было опрокинуть боевые сто граммов. С другой стороны, я ведь не в бой иду. Бой – это когда впереди легитимный и злой враг. А сейчас я иду – не врага убивать, не преступников казнить. Я иду полюбовно договариваться. Я намерен просто спасти человека. А мешающих мне – устранить. Отодвинуть в сторону. Тихо, вежливо, без лишних проблем для меня и для них. Выпью – после, когда все закончу. Выдерну Матвеева, вручу несчастного его жене, а сам уеду к братовьям в деревню и там уже нормально выпью.
Начинать следовало с самого неприятного – со столба. Сбросив на землю поклажу, капитан обхватил скользкое круглое дерево и полез наподобие Винни Пуха из гениального мультфильма. Мгновенно пропитавшись водой полностью. Эх, Сережа, староват ты для экшена. Тебе сорок два, ты целый капитан, а чем занимаешься? Штурмуешь вертикально стоящие бревна. Сидел бы сейчас в каком-нибудь райотделе, собирал бы увесистые взятки, отращивал брюхо…
Добравшись до верха, он достал из заднего кармана нож. Перерезал телефонный провод – его всегда легко узнать, он черного цвета – и заскользил вниз. Нет, я не собираюсь пока отращивать брюхо. Я, может, еще раз женюсь. И даже карьеру сделаю. Захочу – и через годик вместо восьми маленьких звездочек на мои погоны упадут две большие. Майорские. А большие звезды – это вам не маленькие. В российском государстве у майора и генерала звезды, считай, одинакового размера. Нужно только проявить терпение. Дадут майора – а там и до полкана недалеко. Три-четыре года. Ты боевой офицер, у тебя медали, у тебя раскрытые убийства. В пятьдесят ты станешь полканом гарантированно. Дальше – открыта дорога в генералы. А милицейский генерал в этой стране в нынешние времена, под нормальным президентом (ведь он сам носил погоны, службу знает), – милицейский генерал есть величина и фигура.
Соскочив со столба, генерал Свинец стряхнул с плеч воображаемые звезды – генеральские и майорские, – пришел в себя, перевел дух и двинулся вдоль стены, на ходу развязывая первый мешок. Посмотрев на стену, примерившись, он дернул веревку на горловине и с натугой, силой своей главной, правой руки перебросил тяжесть на ту сторону. Подождал реакции.
Не прошло и минуты, как за стеной раздались характерные звуки вечного, как мир, кошачье-собачьего боя. Дикое сопение, хриплое мяуканье, сдавленное рычание, отчаянное шипение; торжествующий, сквозь сомкнутую пасть, сдавленный хрип, – поймал! прикусил! держу! – и отчаянный, вибрирующий возглас – убивают! сам убью! вцеплюсь когтями, зубами в нос, в глаза!..
Симфония животной драки позабавила капитана, но он поспешил к следующему углу забора, и там перебросил второй мешок, и опять быстро дождался характерных звуков. Потом нашел заранее облюбованную березу, взобрался, дополз по удобной, толстой ветке до края стены, оперся ногой, приметил тонкую, туго натянутую струну сигнализации, оперся второй ногой, осторожно миновал – вдруг ему показалось, что он задел, коснулся-таки мокрой штаниной опасного провода, но свисающие с нитки, отсвечивающие капли воды не поколебались, ни одна не упала, стало быть, все хорошо, а если и не хорошо, то и ладно, все равно надо поторапливаться – обрел равновесие, скинул вниз кувалду, прыгнул сам. Приземлился, едва не подвернув ногу.
Стар ты, Сережа, для таких подвигов. Пора тебе в полканы и дальше, в генералы. Пусть другие вместо тебя через заборы сигают…
Нет, не стар. Мне такое – в самый раз. Рано мне пока в старики.
Кстати, и в генералы.
Он вынул «стечкин», нашарил рукоять кувалды, выпрямился и зашагал вперед – через лужайку к дому.
Вокруг, в фиолетовом свете фонарей, развивались события, схожие с футбольным матчем, – только соперники охотились не за мячом, а друг за другом. И газон такой же, зеленый, ровно подстриженный, и свет – яркий, падающий с нескольких сторон. Команда собак с азартом уничтожала команду кошек, но вторые были в явном большинстве. Наиболее смелые и отчаянные игроки никуда не убегали, сидели на одном месте, вжавшись в траву, отпугивая врага шипением; другие, с более слабыми нервами, дико носились вдоль и поперек огороженного стенами пространства – собаки же подпрыгивали в основном на одном месте. Громко щелкали зубами, утробно рычали и выбирали наиболее подходящий, с наиболее нагло торчащей облезлой палкой хвоста, с наиболее наглой мордой, объект для атаки.
Всю схватку капитан наблюдал краем глаза. Он спешно шагал теперь от стены к дому, надеясь, что его не заметят ни собаки, ни видеокамеры.
– Иван! – тихо сказал Кирюха. – Вставай. К нам залезли.
Никитин заснул всего час назад, после двух стаканов джина, но теперь очнулся мгновенно, и вскочил, и дико завращал осоловелыми глазами.
– Кто? Где? – выкрикнул он. – Зачем?
Кактус потащил его к монитору.
– Видишь? Я его помню. Это тот самый судебный пристав, что приходил вечером.
– Какой пристав? – дико прохрипел Никитин. – Какой пристав? Где, на хрен, собаки?
