– Убедить можно кого угодно в чем угодно. Я устал. Давайте заканчивать.
– Говори, где твои деньги.
– Их нет. И никогда не было.
– Двадцать лет работал – и ничего не скопил?
– Ага.
– Врешь.
– Ничего подобного.
– Тебя ждут муки ада.
– Знаю.
– Ты будешь страдать, как никто не страдал. Ты будешь молить о пощаде шестьдесят раз в минуту. Ты будешь завидовать тем, кого подвешивают за язык, и тем, кого жарят в кипящем масле…
– Я не завистлив.
– Опомнись, дурак! Ты забыл, с кем ты говоришь…
– Я не знаю, с кем я говорю.
Вдруг собеседник мертвого Матвея осекся, наступила тишина, и бесконечное падение в бездонный омут возобновилось.
Впрочем, Матвей был не против небольшого перерыва. Он подождал – но никто не спешил разводить огонь под котлами со смолой и серой. Очевидно, в мире мертвых, как и в мире живых, существовали определенные проблемы с организацией рабочего процесса.
11. Los anormales
Капитан вымок до нитки, пока обходил поселок стороной. Нужный дом стоял удобно – с краю. Просторный, едва не в полгектара, участок защищала трехметровая стена. Через равные промежутки – прочные стойки с видеокамерами.
С той стороны доносилось глухое рычание нескольких собачьих глоток.
Всякая преграда есть повод ее преодолеть, весело подумал Свинец и потрогал.
На ощупь – крепко. На вид – тоже. Он ощутил момент робости. В стену инвестировали десятки тысяч долларов. Серьезное дело была эта стена. Кто-то умный, дальновидный, богатый и дисциплинированный создал ее, оплачивал подвоз высококачественного кирпича, контролировал работу каменщиков, вникал в детали, в мелочи, в подробности. Имея в виду таких, как капитан: желающих тайно вторгнуться.
«Кто же ты таков? – размышлял теперь Свинец, вглядываясь в идеальную, с расшитыми швами, кладку. – О чем ты думал, изобретая эту стену? Чего ты боялся, гражданин Кораблик, проектируя столь внушительную и дорогостоящую преграду, да вдобавок сажая под нее собак? Может быть, ты предполагал, что однажды коммунисты опять возьмут власть, экспроприируют частную собственность и ворвутся пьяными вооруженными бандами в благополучные оазисы частных коттеджных поселков? Не от них ли, злых и голодных, ты желал уберечься? Или, может быть, ты держал в голове не отряды безжалостных коммунаров, а подразделения спецназа, и стена твоя против ментов сделана, против закона, против его слуг?»
Стена, да, впечатляла капитана. Серьезная, весомая, капитальная стена. Всякий, шагая через лес и уперевшись в такую стену, отяготит себя размышлениями, в меру философскими.
Бывает так: идешь себе, гуляешь, дышишь лесным озоном, справа тебе муравейник, слева тебе родник, и птички поют, и ветер балагурит в зеленых ветвях, и все хорошо, и поэзия в голове, – ан нет, глядишь, а поперек леса – забор, слаженный для чьей-то загородной надобности; и все, дальше хода нет; капитализм, прайвет проперти; пардон, мужики, тут все куплено до нас. Либо возвращайся, либо игнорируй стену и иди дальше – к своей цели…
Въездные ворота тоже внушали трепет. До рва с водой и перекидного моста фантазия хозяев не дошла. Проклепанное на совесть листовое железо створок убеждало в том, что обитатели особнячка люди очень серьезные, однако меж железными деталями нашлась щель, и капитан смог составить мнение о дворе и доме.
Рядом с воротами имелась дверь, столь же крепко проклепанная, и кнопка звонка, и тоже – видеоглаз.
Это мы умеем, мстительно подумал капитан, приблизился к объективу вплотную – на расстояние ладони – и нажал клавишу.
Вертикальные железные плоскости вдруг сотряслись от мощного удара изнутри, тут же последовал второй, столь же могучий, и третий – псы забрехали басом.
– Кого черт несет? – удивился Кирюха, поспешая к монитору и прикидывая в уме, что продукты и памперсы должны были доставить воскресным утром, сейчас же – десять вечера, суббота, переиграли, что ли?
На экранчике обнаружилась искаженная морда какого-то служивого организма. Дико сморщенный лоб и свисающие брыли рта.
– Судебный пристав Сергеев, – представился капитан, произнося «пристав Сергеев» как «пристау Сергееу». – Надо б, как его, войти!
– Охранник Петров, – старательно сопя, отрекомендовался Кирилл в микрофон интеркома. – В чем дело?
– У меня, как его, предписание, – виновато забубнила казенная рожа с видеоэкрана. – Ваш коттедж – в ряду крайний. Заборчик поставлен, как его, незаконно. Налицо самочинный захват государственной, как ее, земли. В размере ста десяти квадратных метров. Я уполномочен отобрать у владельца строения, как ее, пояснительную записку. Открывай.
– Не имею права, – вежливо ответил Кактус. – Владельцы в отлучке. За пределами родины.
– Так и запишемо! – дружелюбно ответствовала служивая морда и осклабилась. – А все равно – отворите, гражданин! Прекратите препятствовать исполнению, как его, правосудия! Собачек успокойте – и отворяйте. Прямо щас.
– Не имею права, – повторно возразил Кирюха. – Я сотрудник охраны. Следую, стало быть, служебной инструкции.
Тут он вздрогнул – в плечо толкнуло тяжелое, крепкое. Никитин, обеспокоенный, спеленутый, подошел сзади и уперся, боднул подбородком.
– Что такое?
– Какой-то лох, – полушепотом объяснил Кактус. – Судебный пристав. Говорит, наш забор стоит незаконно.
– Гони его.
– Пытаюсь.
– Попрошу открыть, как ее, дверь, – тем временем настаивал вошедший в образ капитан, влезая лицом в электронный видеоглаз. – Я обязан снять, как их, показания!..
– Не могу, – в тон ответствовал Кактус. – Мне – запрещено! Инструкция! Приходите после Нового года, где-нибудь в феврале… Хозяева как раз вернутся…
«Хозяева» произнеслось на подмосковном халдейском диалекте, с ударением на последний слог. Кривая, серая рожа из монитора посерьезнела.
– Приказываю открыть, именем, как ее, Российской Федерации!
– Не имею права! Обращайтесь в охрану садового товарищества.
– В таком случае, – гневно сообщила кривая казенная рожа, – я имею, как их, полномочия насильственно ликвидировать государственный убыток! Я вызову ОМОН, и ваш забор снесут за ваш же счет!
Кирилл ощутил укол самолюбия. Комедия его сначала позабавила, потом утомила, а теперь и разозлила не на шутку.
– У меня инструкция, – заявил он. – Если что – открываю огонь на поражение.
Расслышав страшную формулу, капитан Свинец рассвирепел. Кто бы ни находился за двухметровой красно-кирпичной стеной – частный охранник с лицензией, или свой брат мент со стволом, или посторонний человек, ловко имитирующий интонации и язык государевого слуги, – никто и никогда не мог сказать капитану, что ему грозит стрельба на поражение. Все, кто когда-либо стрелял по капитану на поражение, имели верный шанс нарваться на ответный огонь. В стране, чьи интересы защищал капитан, на поражение могли стрелять только милиционеры и еще – солдаты и только во врагов этой, как ее, страны.
