Он поискал внутри себя, но ответа действительно не нашел. Даже приблизительного. Впрочем, искал недолго. Он не любил копаться в себе. Если бы любил – пошел бы в философы, а не в менты.
На фасаде нужного ему дома, ярко подсвеченный посредством хитро установленных светильников, висел огромный щит с портретом очень взрослого, с открытым симпатичным лицом, мужчины со светлыми глазами, выражающими сильный характер. Фоном портрета – хоккейная площадка, атлеты бьются за шайбу; все увенчивает надпись:
ИВАН НИКИТИН ДЕРЖИТ ЛЮБОЙ УДАР.
Билборд, явно установленный недавно, не более месяца назад, уже протек и набух водой – под глазами шестиметровой физиономии ударопрочного господина Никитина образовались темные пятна, как будто синяки, как будто кто-то большой, сильный и безжалостный набил господину морду.
Под портретом, рядом с массивными входными дверями, в ряд стояли три черных лимузина, все покрытые тонким плотным слоем грязи; как минимум неделю машины не трогались с места, определил Свинец, проезжая мимо.
Свернул за угол, там остановился. Из багажника достал дорожную сумку – валялась там со среды, со дня визита к братовьям. Постоял несколько минут, чтобы волосы достаточно намокли и на плечах куртки обозначились темные пятна – ему требовался максимально жалкий вид – и двинулся ко входу.
Охранник посмотрел на него с презрением.
– Торговым агентам вход не разрешен.
– Я по делу, – как бы не поняв совсем, отрапортовал капитан. – Я к Кораблику, Кириллу Кузьмичу.
Широкое лицо отразило намек на мыслительный процесс:
– А по какому вопросу?
– По личному, – ответил капитан быстро и бодро. – Я его родственник. Двоюродный брат. Из Челябинска приехал…
Лицо повторно отяготилось мыслью. Не поверил, подумал Свинец. Не похож я на родню из провинции. Наверное, следовало голову в плечи втянуть и спину сгорбить. И чтоб щетина была. Если я ехал в поезде, должна быть щетина… Не поверил…
Охранник выпрямился и дохнул на капитана водкой.
– Подождите здесь.
Сыщик смирно кивнул.
В здании царила глубокая тишина. Слишком глубокая даже для субботнего вечера. В крупных столичных фирмах, знал капитан, всегда в избытке имеются трудоголики, карьеристы и прочие желающие работать сверхурочно. Прогуляйтесь вечером выходного дня мимо любого офисного центра – обязательно увидите несколько освещенных окон. Бизнес не уважает выходные дни. Здесь же, в коридорах Фонда ветеранов спорта, пахло пылью и перегаром. Равнодушным бездельем.
Свинец посмотрел в окно и увидел подкатившую ко входу машину – из нее вышла женщина в дорогостоящем прикиде роковой красавицы. Меховой палантин, кроваво-красная помада на губах. Лицо свидетельствовало о трагически быстром прохождении дистанции от девочки до старухи. Осанка царственная.
По осанке Свинец ее и узнал. Шепотом весело выругался, подхватил свой фальшивый баул гостя столицы и бросился на крыльцо.
Впрочем, никто бы не назвал ее старухой. Только глаза, жирно накрашенные, с тусклыми белками излечившейся наркоманки, выдавали возраст – не биологический, а тот, что сопряжен с объемом пережитого; биологически ей было едва ли больше сорока пяти, взгляд же принадлежал существу, прожившему минимум три жизни.
Капитан приветственно развел в стороны руки и счастливо захихикал:
– Кого я вижу?! Катерина!
Женщина рассмеялась – коротко, нервно. Очевидно, сразу поняла, что попала в лапы капитана совершенно случайно, и теперь досадовала. А сам капитан всегда верил в счастливый случай, выпадающий каждому, кто правильно живет, и сейчас ему стало весело.
– Что ты здесь делаешь? – елейным тоном спросил он.
– А тебе какое дело?
– Дело мое простое. Уголовное.
Поджав ярко-красные губы, Катерина попыталась шагнуть к входной двери, но капитан преградил ей путь:
– Отойдем. Надо поговорить. У меня машина за углом.
– Мне некогда.
– Понимаю. Но ты же найдешь пять минут для старого друга?
– Ты очень не вовремя. Я серьезно. Тут есть охранник. Я закричу…
Капитан засмеялся:
– Этого охранника можно закошмарить палочкой от мороженого. Ты что, мне не рада?
Вежливо, но твердо он ухватил начинающую нервничать даму за меховой рукав и повлек за собой. Кивнул на вывеску фонда:
– Как же ты связалась с такими гадами, дорогая? А? Я ожидал от тебя чего угодно, только не такого. Это же упыри и людоеды… Вот и машина моя. Залезай.
– Ты разбогател?
– О чем ты? Я все еще капитан. Тачка не моя. Конфискована у лица, совершившего преступление. Лицо созналось. А я взял покататься…
– Что тебе нужно?
– Ты не ответила на вопрос. Зачем связалась с этой гнилой конторой?
– Это тебя не касается.
– А ты мне не груби. Я же тебе не грублю. Вот и ты мне не груби. Иначе, если ты будешь грубить – то и я начну грубить, ответно. Я очень грубый. Я без мамы вырос. Повторяю вопрос: что ты здесь делаешь?
– Заходила по работе, – хрипло сказала женщина и отвернулась.
– Эта контора, значит, берет у тебя девочек?
– Может быть.
Свинец вздохнул.
– Странно. Я думал, ты остепенилась, Катерина. Замуж вышла. За нормального человека…
Собеседница капитана была женщина большого ума и выдержки; она заметно расслабилась и простым голосом ответила:
– Вышла. Почти. Только погиб он. Разбился на машине. Не успели мы расписаться. Все досталось его детям от первого брака…
– А тебе – ноль.
– Ага.
– Как говорила моя вторая жена, не были богаты, нечего и начинать. Слушай, давай я на тебе женюсь, а? Вот у нас тандемчик будет! Жена – бандерша, муж – капитан милиции!
– Ты что, специально меня здесь караулил? Чтоб сделать предложение руки и сердца?
– Не веришь?
– Нет.
– А я серьезно.
– Не пойду я за тебя, Свинец. Ты ж голодранец.
– Ничего подобного. У меня теперь даже квартира есть. Мне, правда, за нее еще двенадцать лет платить, но все-таки… Ты мне подходишь. Женщина умная. Трезвая. Спокойная. С порошком, наверное, давно уже завязала… За здоровьем следишь…
– Видать, крепко вас прижало, товарищ капитан.
– Ну, не то чтобы прижало… Устал один.
– Все устали. Тебе что, жена нужна, чтоб по голове гладила? Поддерживала морально? Таких сейчас не делают.
– Делают, – убежденно ответил капитан. – Искать надо.
– Тогда ищи. Искать – твоя работа.
