Солодюк шмыгнул носом.
— Я их, эти ментовские деньги, должен был отдать еще в понедельник. Загнал в банк… Не к тебе, в другой банк… Но там мне не дали наличных. У вас, говорят, сомнительная операция, мы с вами сотрудничать не желаем, ничего не дадим… Пришлось отправить все переводом. В другое место. А ментам сказать, чтоб ждали. В среду, в другом месте, вышло то же самое. Оставалась надежда на старого боевого товарища, Сережу Знаева… Но Сережа Знаев, старый товарищ, указал мне на дверь. Типа, он у нас теперь «в белую» работает. — Солодюк тухло засмеялся. — И пришлось мне тогда сдать Сережу Знаева. Некуда было деваться. Менты давно меня нагнули, дорогой банкир. Второй год кровь мою пьют… Конечно, и работенку подкидывают, но мне ихняя работенка вот где… — он раскрыл рот и сунул туда два пальца. — Я им половину клиентов сдал. А им все мало.
Приходят в мой офис, как к себе домой… Скрытая видеозапись, телефоны слушают… Моя фирма — мышеловка! А я, Паша Солодюк, — ментовской провокатор… Понимаешь, о чем я?
Знаев молчал. Слушал. Гость облизнул губы.
— Сунется человек обналичить денежку — я ему два раза обналичиваю, а на третий раз — врываются в погонах, деньги отнимают, в отделение увозят, там прессуют, потом клиент все остальные свои деньги отдает и уходит с голой жопой… Вот как у меня теперь, Знайка. Надо было тебе раньше рассказать — только ты ж теперь на старого друга времени жалеешь. То тебя нет: то ты занят, то ты предлагаешь мне обсудить все с твоим заместителем… То какую-то рыжую малолетку вперед себя выталкиваешь…
Интересно, подумал банкир, а что будет, если рыжая малолетка сейчас войдет сюда? В халате? Не исключено, что Паша Солодюк обратится в соляной столб.
Меж тем гость суетливо продолжал:
— В общем, в пятницу мои менты ничего не получили. И захотели крови. В субботу я весь день им рассказывал, кто ты такой. Вчера, когда я тебе звонил, они записывали разговор. Велели уговорить тебя, чтоб ты обязательно проценты взял, — получится, что частное лицо занимается ростовщичеством, без лицензии, без уплаты налога — повод не ахти какой, но достаточный, чтоб крючок в тебя воткнуть…
Банкиру понравилась собственная реакция: сначала навалился страх — хороший, полезный, держал минут пять, заставил мелко задрожать ноги, — его быстро вытеснил азарт, сменившийся, в свою очередь, деловитым весельем. Воткнуть крючок? Наехать? На меня? На Знайку? Сколько их уже пережито, наездов, — двадцать? Тридцать? Впору мемуары писать. Или вставить в свою книгу главу: «Тактика действий при появлении интереса со стороны правоохранительных органов».
— Запарятся, — тихо выговорил он, — в меня крючки втыкать.
— Может, и запарятся, — сказал Солодюк — Только они злые и серьезные. И они все про тебя знают.
— От тебя.
— Ага, — старый товарищ мелко, быстро покивал потной головой. — От меня.
Знаев протянул руку, взял портфель гостя, открыл, диктофона не увидел, грубо сбросил на пол.
— И про что же именно они знают?
— Про газовые деньги с Украины.
— И все?
— А этого мало?
— Идиот. Это было давно.
— Не так уж и давно. Три года назад. Срок давности еще не вышел.
Банкир поразмышлял и возразил:
— Сделка завершена. Контракт официально расторгнут. В соответствии с законом. Знание закона освобождает от ответственности.
— Вот и скажешь им это сам.
Пьяный, мокрый от пота, бывший старый товарищ смотрел в пол и ждал. Чего ждет? — подумал Знаев. — Крика? Угроз? Удара кулаком в ухо? Выстрела в глаз?
— Я думал, ты умнее, — сказал он. — Я думал, ты понимаешь, что с такими людоедами, как эти твои менты, нельзя вступать в длительные отношения. Таким лучше сразу дать тысяч сто, долларов. Как ты мне сейчас дал: мелкими купюрами. Чтоб у них в глазах от счастья потемнело. А потом — на дно. Изобразить крах и трагедию. Вот, гражданин начальник, забирайте все, что есть, а я — банкрот. Уезжаю домой, в Ростов. Больше знать вас не хочу, и Москву вашу в гробу видал… Адьос, амигос.
Солодюк грустно улыбнулся. Он напоминал размоченный в воде сухарь.
— Сто штук… Откуда у меня сто штук? Я бедный.
— Бедный? — Знаев вытащил руки из карманов, подался вперед, и гость слегка вздрогнул (решил, наверное, что его все-таки будут бить). — А хули же ты такой бедный?? Это что, тебя извиняет?! Что за манера махать собственной бедностью, как флагом?! Двадцать лет живешь при капитализме — и до сих пор сопли размазываешь! Я бедный! Я слабый! Я не умею! Ты не бедный, Паша. Ты — дурак. Зачем ты принес эти деньги?
— Предлог для личной встречи.
— А зачем все рассказал?
— Я ж говорю — не выдержал. Прости, Знайка. Давай думать, что мы будем с этим делать.
— Что я буду делать, я придумаю без твоей помощи. А что будешь делать ты — это меня не касается. Уходи.
Солодюк быстрым движением схватил бутылку и сделал из горла несколько глотков.
— Я ужом извивался, Знайка. Я всех сдал. Всех. Кого можно было. И кого нельзя. Но про тебя — молчал. До самого последнего момента. Если б ты в пятницу выдал мне наличные, все бы обошлось. Я остался бы таким же гадом, для всех — но только не для тебя. Ты сам меня подтолкнул…
— То есть, виноват — я.
Гость зажмурился. Когда снова взглянул на банкира, его глаза излучали ненависть.
— Ты виноват! Я виноват! Мы все виноваты! Все хороши. У всех рыло в пуху. Пришли за мной, а не за тобой… Но могло быть и наоборот!
— Не ори, — приказал Знаев. — Ты им рассказал на словах? Или сразу в протокол?
— Двадцать листов надиктовал.
— Когда они придут?
— Они, может, уже пришли. Ты сидишь здесь — а в твоем банке, может, уже выемку делают.
— Не делают. Я бы знал.
— Значит, завтра придут. Или послезавтра. У тебя нет времени, совсем.
— На что у меня нет времени? — удивился банкир. — Да ты все перепутал, Паша! Ты решил, что я, Знайка, должен мчаться в офис, уничтожать документы и прятать вещественные доказательства?! Закрывать лавку и ударяться в бега?! Ныкаться в Лондоне? Ты за кого меня принимаешь? Я что, мелкий фраер? Что конкретно нужно от меня твоим ментам?
— Все. Твою голову, твою задницу, твои деньги, твой бизнес.
Знаев ощутил укол самолюбия и веско заметил:
— На такой случай у меня есть надежные друзья.
— Да, — опять мелко покивал Солодюк. — Только есть у меня подозрение, что твои надежные друзья с моими ментами каждый день по три раза перезваниваются…
— На чем основаны твои подозрения?
— Они сами намекали.
— Вот что. Бери бутылку и иди отсюда. Я больше никогда не хочу тебя видеть. И слышать.
