– Я что, так постарела?
– Изменилась, – дипломатично поправил я.
– Занюхай с мое – и ты изменишься.
– Вот это встреча, – вставил Юра. Я пожал плечами.
– Ничего удивительного. Москва – это большая деревня. Пятнадцать миллионов – а друзей и знакомых встречаешь регулярно. И в самых неожиданных местах.
– Ты тоже постарел, – сказала Света, вглядываясь в меня, словно в чек из супермаркета.
– Глупо было бы не постареть.
– Судя по твоей машине, ты не на нефти сидишь. И не на газе.
Не то чтобы я сильно любил свою машину – но меня задело.
– Прости, мать. Пока я сижу только на своей заднице. Зато – ровно сижу.
– Короче, тебе не повезло... Я не люблю разговоров про «не повезло». Когда мне говорят «повезло» или «не повезло», я всегда представляю себе некое абстрактное, абсолютно безмозглое, но очень энергичное, жутко мускулистое существо – то ли лошадь, то ли бык – но безусловно разумное. Оно «везет» куда-то одних, а других – «не везет». Лично мне не доставляет удовольствия представлять себя на спине такого монстра.
– Не надо стремать мою машину. Она легко делает двести сорок верст.
Света закурила. Снова вгляделась в меня и заулыбалась.
– Значит, твой кайф – это двести сорок верст?
– Мой главный кайф сейчас ходит в четвертый класс.
– Я своему тоже родила... Девочку...
– А чего не мальчика?
– От такого жлоба рожать – такого же жлоба? Никогда.
– Нельзя говорить такое про отца своего ребенка.
– Да пошел он... Давно бы сбежала. Решиться не могу. Он, гад, богатый...
– На нефти сидит или на газе?
– На нефти. – Супервалютное, волшебное слово «нефть» произнеслось с кошмарнейшим отвращением. – Член совета директоров. Официальный доход – два миллиона долларов в год. И еще столько же – откаты... А я – простая баба. Он сидит на нефти, а я каждый вечер сижу на его... В общем, ты понял.
– Выходит, твоя мечта сбылась.
– Мечта? – изумилась Света. – Какая?
– «Сиськи по пуду – работать не буду».
Рассмеялись, эдак по-доброму, как старые приятели, которым есть, что вспомнить. Теперь и я закурил. Юра помалкивал и даже не глядел в сторону своей бывшей пассии.
– У меня была другая мечта, – призналась Света. – При чем здесь сиськи?
– Что за мечта?
– Семью хотела. Нормальную. Как у всех. Чтоб муж любил. А я – его. Чтоб дети. Двое. Мальчик и девочка. Чтоб в кино ходили все вместе... А вечером – собирались ужинать за большим столом...
– В чем же проблема?
– Ты смог бы любить человека, который делает четыре миллиона в год?
Я подумал и ответил:
– Не знаю. Не пробовал. Наверное, нет.
– Вот и я не смогла. Думала – смогу, но не смогла.
– Понятно.
– Кстати, сиськи давно уже не по пуду, – цинично хохотнула супруга члена совета директоров. – Мой, представляешь, не любит пятый номер. А любит третий. И никакой другой. Заставил меня сделать операцию. Я, говорит, предпочитаю не бидоны, а бидончики.
– Интересный, наверное, человек. Четыре миллиона долларов дохода, любит бидончики... Познакомишь?
– С таким, как ты, он даже разговаривать не станет.
– Понимаю.
– А со мной? – вдруг спросил Юра.
– С тобой – тем более, – ответил я, не разжимая губ. – Четыре миллиона в год! Чтобы с этим парнем пять минут поговорить, люди месяцами ждут очереди.
– Я Юра Кладов, – веско заметил друг. – Меня весь город знал.
– Знал, да забыл. Этот город и себя-то плохо помнит.
– ...Да и ты с ним не станешь разговаривать, – подумав, вдруг произнесла Света. – Ты порядочный человек. А мой – людоед. Любому хребет переломит за свои миллионы. Поехали отсюда, а? Посидим где-нибудь... Выпьем, поболтаем...
Я почувствовал досаду. Посидим, поболтаем... Ей явно нечем заняться. Но какого черта тогда она не сидит дома, или в каком-нибудь косметическом салоне, а куда-то едет, в разгар рабочего дня, мешая тем, кто занят делом? Днем дороги принадлежат работающим людям. А бездельникам и прочим содержанкам остаются вечера и ночи. Разве не так?
– Извини, спешу, – сухо сказал я. – Сколько я тебе должен?
– Ничего не должен. Запиши мой телефон...
Едва мы попрощались и машина миллионеровой жены исчезла из виду, я скомкал бумажку с ее номером и выбросил в окно. Конечно, интересно было бы посидеть, порасспросить ее о житье-бытье, вспомнить молодость и покойного друга Юрия Кладова, только не то у меня сейчас время, чтобы устраивать приятные посиделки и вечера воспоминаний. Нет ни настроения, ни желания. Проклятая неудача и долговой кризис отравили меня. Как ни стараюсь отвлечься и забыть – не получается; сидит внутри мешающая, щекочущая маета – словно проглотил таблетку, не запив ее водой, и теперь она застряла в пищеводе, колючая и сухая.
– Ну, как она тебе? – спросил я.
– Никак, – ответил друг. – Несчастная.
Банкир Сергей Знаев славился глубоким презрением к внешней стороне всякого дела. Его фирма занимала скромное – хотя пятиэтажное – здание близ Таганской площади, где был, конечно, отремонтирован фасад и облагорожены близлежащие участки тротуаров, однако в этом чувствовалось нечто вынужденное, простая уступка широко распространяющейся моде богатых людей столицы на превращение своих резиденций в помпезные дворцы.
У самого крыльца имелась тщательно расчищенная от снега выгородка, стоянка «для своих» – там сейчас отсвечивали серебристыми боками несколько новеньких, очень дорогих вездеходов, а также расположенный слегка наособицу шикарнейший раритетный аппарат а-ля «страх и ненависть в Лас-Вегасе».
– Это его машина, – сказал я Юре. – Полюбуйся, на чем теперь катаются русские миллионеры.
Авто банкира впечатлило и меня, и моего друга. Ярко-желтый зверь, пожиратель асфальтовых прерий, узкий, длинный нож на огромных колесах, предназначенный для радикального вспарывания пространства. На такой агрегат можно было обменять душу. Чья болезненная гениальная воля однажды выродила и сочинила это прихотливо исполненное чудовище? Каков собой тот энтузиаст-фанатик, выложивший крупную сумму в обмен на возможность обладать суперкаром? И что за мудила сподобился ввести такую редкость в эту страну, в этот город, где девять месяцев в году зима, где всякий адекватный автолюбитель мечтает о тракторе?
– Знатная техника, – признал Юра. – Я б на такой покатался. Но только день-другой. Больше нельзя. Лишние понты, и к тому же – засветка.
– Нынче богатые люди засветки не боятся. А понты – вообще обязательны. И машинка эта стоит тут прежде всего – для понтов. Подойдет к банку потенциальный вкладчик, увидит эксклюзивную бричку и подумает: ага, тут парни сидят серьезные, отнесу-ка я свой мешочек денег именно сюда, авось и сам таким же серьезным стану...
