Тот день закончился нехорошо: за ужином Юла выпила лишнего, хамила официантам и ближе к ночи улетела куда-то, вызвав такси. Марат ничего не спрашивал, вообще не сказал ни слова — всё понял. Женщин нельзя пускать в операторские залы. Женщинам не следует показывать мозги, пуповины, утробы, всю эту требуху, живую ткань, сращенную с микросхемами. Сама мысль о том, что где-то в звукоизолированном подвале сидят спокойные умные мужчины, чьей профессией является трепетная любовь к уродливым живым конструкциям, была противна естеству любой человеческой самки. Много тысяч лет женщина не отделяла себя от любви, считала себя сосудом любви, субъектом и объектом любви, но вот появляются биотехнологии, и всё встает с ног на голову. Лучшие мужчины, самые чувствительные и тонкие, зарабатывают на хлеб, вступая в интимные отношения с механизмами.
Всякий пилот с малых лет знал, что женщине не место в рубке управления. Если дама отважна и любопытна, так и быть, пусть посмотрит одним глазом, ничего не трогая и не говоря ни слова. Но все-таки самое благоразумное — вообще ничего не показывать.
А он рискнул: показал. Думал, его девушка особенная. Рассчитывал, что она поймет. Все-таки умна, образована, широкие взгляды, здоровый цинизм и прочее. Оказалось, что даже ей — авантюристке, светской пантере, никогда ни о чем не жалевшей и никогда ничего не боявшейся, — нельзя было видеть, как мужчина, созданный для любви к женщине, отдает свою любовь отвратительному рукотворному голему.
В пятом часу утра она позвонила. Пьяным сопрано пропела просьбу приехать за ней. «Если хочешь и можешь» — это была ее любимая хмельная присказка. «Хочу, могу, — сухо отчеканил он, — присылай адрес». Место было в самом пекле, на окраине Свободной территории. На любом материке любой планеты, на любой Свободной территории есть три-четыре района, где собирается самая гнилая публика, и в каждом таком районе есть три-четыре самых паршивых местечка, наподобие танцклуба «Гашетка». Бывший пилот знал это заведение. Помойка, притон, устроенный специально для тех, кто жаждет приобщиться к обычаям настоящих подонков.
Прыгнул в такси, не высушив мокрые после душа волосы, не помолившись, схватил только биопаспорт, почему-то заспешил, хотя его подруга чувствовала себя как дома в любом дешевом кабаке среди самого одиозного жулья, меж барыг и сутенеров.
Прилетел, выпрыгнул. Музыка, полумрак, похабные розовые пятна света, развязные проститутки обоих полов. Экраны, диваны, хулиганы. Много бархата и небьющегося хрусталя. Почти все курят. Вышибалы с портативными парализаторами ковыряют в зубах, изображая живых людей, а бармен, наоборот, косит под киборга, хотя сам, как все бармены на всех Свободных территориях всех планет, является платным осведомителем Федеральной службы по борьбе с контрабандой и наркотиками. Ничего особенного. Понятная публика: несколько спившихся имплантаторов, заложивших лицензии, несколько отставных десантников с титановыми челюстями, несколько драгдилеров, пара музыкантов, перебравших «Крошки Цахеса», и много девок, профессионалок, любительниц и искательниц приключений, а также обычных студенток и школьниц, изо всех сил изображающих профессионалок, любительниц и искательниц приключений.
Сильный запах антипрагматики. Здесь, на островах Дао, в южном полушарии планеты Эдем, синтетические метарелаксанты никогда не выходили из моды.
Юла нашлась у барной стойки, на вид абсолютно трезвая, из чего Марат заключил, что она пьяна в хлам.
— Тухлое место, — весело сообщила она, когда Марат сел рядом. — Думаю, я прямо сейчас куплю этот кабак. Потом возьму вон тот стул и всё здесь разрушу. Шлюх и дураков пинками разгоню, а вон ту суку оттаскаю за волосы, они всё равно ненастоящие…
— Не выйдет, — ответил Марат. — Это свободная территория. Здесь всё принадлежит Федеральному правительству. Каждый второй местный негодяй на самом деле — полицейский агент. Так они контролируют преступность.
— Без тебя знаю, — сказала Юла, помрачнев. — Рамон рассказывал. Никакая это не свобода. Декорация. Везде всё прослушивается.
— Скучаешь по Рамону?
— Нет, — твердо сказала Юла. — По таким, как он, никто никогда не скучает.
— Верю, — сказал Марат. — Выпей еще, и поедем. Ты устала.
— Зачем ехать, если я устала? Я еще посижу. Напьюсь, может быть.
Марат кивнул и пожал плечами. Юла всмотрелась в толпу танцующих, нехорошо усмехнулась, наклонилась, горячо задышала в его ухо:
— Мое место здесь. В декорациях. Я богатая молодая баба. Для таких, как я, тут всё продумано. Танцы, дурь, катание на лодочках… Массаж… Имплантанты… А захочешь посмотреть настоящую жизнь — тебе говорят: смотри, девушка, только руками не трогай…
Марат погладил ее по руке.
— Ты не права. Если ты про биомы, то они…
— К черту биомы! Они всех нас уничтожат. Они высосут из мужиков всю любовь, и мы вымрем. Ты видел его лицо? Того механика? Меня никто никогда так не любил!
— Неправда. Я любил.
— Да! — злобно выкрикнула Юла. — Ты прав! Кто умеет машину любить, тот с живой бабой всегда поладит!
— Прекрати. Жена дрессировщика не ревнует мужа к тиграм. Биом не женщина.
— Конечно, не женщина. Лучше.
Марат отвернулся. Ругаться не хотелось.
Он сосредоточился, поискал, но не нашел ни одной живой машины в радиусе километра.
Если бы здесь был пожарный биом, Марат договорился бы с ним и обрушил на головы посетителей клуба потоки пены. Если бы здесь был кухонный биом, Марат договорился бы с ним и засыпал пол объедками с тарелок. Если бы здесь был биом-секьюрити, Марат договорился бы с ним и заполнил весь зал слезоточивым газом. Не потому что здесь было плохое место, нет. Здесь было многое, без чего люди — не люди. Здесь было весело, ярко, празднично, здесь танцевали женщины, а влюбленные в них мужчины улыбались. Здесь было грязно и душно, здесь в правом углу назревала драка, а в левом красивый юноша пытался впарить некрасивой девушке полграмма турбометадона, но здесь было не настолько плохо, чтобы разрушить всё, растоптать и испортить людям праздник. Однако Марат хотел именно разрушить, не потому что место было достойно разрушения, а потому что любимой девушке было плохо.
К сожалению, биомы не обслуживали свободные территории, в барах и клубах работала старая пластмассово-металлическая техника, равнодушная к запахам алкоголя, к зависти, к вожделению и насилию.
Пришлось действовать по старинке. Обнимать, гладить по волосам, шептать, уверять и уговаривать.
Только пилоты знают, что любовь к биому — чепуха. Детский сад. С женщинами гораздо труднее.
2.
Марат ждал, когда она начнет осматриваться.
Уже три года — со времен окончания строительства — ни один простолюдин не перешагивал порога личных покоев Хозяина Огня. В запретные комнаты имели право входить только жрецы, генералы и жены. Нарушительница закона, грязная бродяжка, допущенная в святая святых, — это было неслыханно. Даже Муугу, повидавший многое, слегка нервничал.
