Последняя дверь тоже была закрыта, и Смолин без раздумий
дернул ее на себя. Подалась. Такой же стол, заваленный бумагами. За
компьютером, сосредоточенно егозя пальцами по клавишам, сидит генеральный
директор, уставясь на экран со столь сосредоточенно-хищным видом, словно
ожесточенно торгуется сейчас с кремневыми английскими дилерами за кусочек улицы
Белгравия. Правда, этой версии решительно противоречили раздававшиеся звуки:
классическое звуковое сопровождение какой-то компьютерной стрелялки: рокот
боевых космолетов, писклявое «пьу-пьу-пьу!» очередей, треск, грохот…
Увидев Смолина, Дюков проворно ударил по клавише, после чего
настала тишина. На посетителя король куруманской недвижимости взирал со
смешанными чувствами: вроде бы и надеялся на что-то приятное для себя, но и
допускал, что ему сейчас без лишних преамбул дадут в ухо…
– Василий Яковлевич… – осторожненько начал
Степа, – вы не квартиру ли предлагать пришли?
Смолин усмехнулся:
– Наоборот, совсем даже наоборот… – увидев, как
вытянулось лицо Степы, добавил: – Вот только вешаться не надо, друг мой Степан
Сергеевич. Я вам денежки принес, за квартиру, за январь…
Он уселся напротив и достал аккуратно перехваченную
банковской упаковкой пачку рыженьких «пятерок». Положил перед Степой. Тот
смотрел опасливо и руку протягивать не торопился.
– Все в порядке, чего там, – уверил его Смолин,
ощущая нешуточный подъем духа, – здесь, как легко догадаться, ровно
пятьсот тысяч. Помнится, Степа, ты именно столько рассчитывал получить за весь
дом? Вот я его и покупаю. Дом. Весь. Незамедлительно. И не надо мне тут глазки
закатывать с видом хитрым и лукавым! – прикрикнул он. – Я прекрасно
помню, ты говорил, что и на пятьсот согласен. К тому же, что немаловажно,
позволь напомнить, Степан Сергеевич: одна из квартир и так моя, поэтому нужно
было бы вычесть… Ну, ладно. Я тебе даю ровно пятьсот – с тем условием, чтобы мы
сегодня же оформили все, что только можно. В «репе» регистрировать пока что не
обязательно, это подождет… но прочие документы мы должны составить сегодня,
чтобы ты получил денежки, а я – хибару… Ясно? – он склонился к собеседнику
через стол с самым суровым выражением лица: – А если вздумаешь крутить, цену
повышать или что-нибудь еще, гарантирую – моя квартирка так моей и останется,
пока я жив, а ежели помру, к наследникам перейдет… наследничка ты видел уже,
кстати, этот тот самый габаритный парнишечка, что любит за поясом пушку
таскать… И никогда в жизни тебе дом не продать целиком, десять лет будешь
маяться, впаривая его по квартиркам. А райончик неперспективный и все такое
прочее. Вот тебе и весь расклад, простой, незамысловатый, обоим выгодный… Ну,
что скажешь, Степан Сергеевич? Или бьем по рукам быстренько, или я ухожу и в
жизни больше не появлюсь…
– Ничего не понимаю… – пробормотал Дюков.
– А что тут понимать? – искренне удивился
Смолин. – Тут и понимать нечего. У вас товар, у нас купец, согласие есть
продукт при полном непротивлении сторон… Так как?
– Ну, можно…
– Что значит «можно»? – весело воскликнул
Смолин. – Только не впаривай мне, бога ради, что с тобой через день такие
сделки заключают, пол-лимона в клювике приносят… Ты, вообще, держал в руках
пол-лимончика одной пачкой? Сомневаюсь… Ладно, вставай быстренько, и поехали
дела делать…
Глава 6
Число «семь»
В полном соответствии с традициями времени и места почтенный
куруманский домовладелец Василий Яковлевич Смолин (он же временами – Гринберг)
сидел на лавочке у входа в означенное домовладение не в смокинге или там
сюртуке, а совершенно простецки – в растянутых трениках, тельняшке и домашних
тапочках. Почесывал пузо через тельняшку, покуривал, поплевывал под ноги. Для
полноты картины не хватало только бороды и обширного чрева (коим, как
явствовало из большой фотографии на втором этаже музея, отличался купец
Корнеев), но тут уж – чем богаты…
Одним словом, скромное обаяние буржуазии по-шантарски. Возле
соседнего дома вяловато протекала обычная вечерняя провинциальная жизнь:
мужички стучали доминошными костями совершенно в стиле шестидесятых годов (им
бы еще городки для полной и законченной ностальгии), парнище длинноволосый с
мотоциклом возился, на втором этаже при настежь распахнутом окне (не графья,
чай, некого стесняться) тетя Стюра из седьмой (Смолин уже и такие детали знал)
громогласно воспитывала безответного муженька, опять приползшего на бровях, во
всю мощь легких поминая ему и пропитой аванс, и утащенную из дома банку
варенья, и Машку из аптеки, и, чтобы не сбиваться с ритма и не прекращать
экзекуцию раньше времени – еще и новенький костюм, бесповоротно испорченный
пьяным падением в канаву в столетнюю годовщину со дня рождения В. И. Ленина.
Память у тети Стюры, как Смолин уже убедился за эти три дня, могла дать сто
очков вперед любому компьютеру. Муж, конечно, отмалчивался, как и следовало из
партитуры, только временами пробовал бубнить нечто примирительное. Смолин уже
знал наперед, чем закончится дело: минут через десять седенький лысенький дядя
Федор появится на улице, примет порцию ритуальных насмешек от доминошников и
присоединится к ним, извлекая из штанов утаенный пузырь. Для окружающих это
было так же привычно и буднично, как дождик или снег.
По улице бравой и неспешной походкой хозяина здешних мест
шествовал участковый, с каковым Смолин церемонно и раскланялся издали, как и
подобало справному хозяину. Подойдя близко, участковый покосился на распахнутое
окно, поморщился, заложил два пальца в рот и свистнул весьма даже мастерки.
Тетя Стюра моментально снизила напор децибел четверти этак на три – судя по
всему, это тоже был отработанный ритуал.
– Слышал, Василий Яковлевич, сносить
собираетесь? – спросил участковый с профессиональным интересом «хозяина
тайги».
Оба посмотрели на строительные леса – металлические,
составные, с одного боку дома достигавшие крыши. У подножия их лежал моток
металлического троса, стояли грязные ведра, валялись ломы.
– Вот это еще не решил, – ответил Смолин
степенно. – Построено на совесть, всех нас переживет. Если как следует все
внутри почистить-отделать… А вот крышу я по-любому снесу к чертовой матери, под
самый корешок. Она-то как раз ненадежная – черепица свое отжила, дерево надо
менять… Проще будет снести ее напрочь и новую поставить.
– Это точно, – кивнул участковый. – Рабочих
подобрали уже, я слышал? Говорили, второй день по крыше лазят…
– Глаз – алмаз?
– Служба такая, – с достоинством ответил
участковый, – старая школа. Вы чихнёте, Петька карбюратор запорет, –
кивнул он на парня с мотоциклом, – а нам уже все известно… Вроде с
Трофимкиным договорились?
– С ним.
– И правильно. Обстоятельный мужик и непьющий, все
разберет в лучшем виде, да и новую поставит… Честь имею!
Он козырнул Смолину и неторопливо направился к байкеру
Петьке, явно намереваясь дать ему ценные указания по ремонту – тихие
деревенские будни…
