– Эге, батенька… – махнула рукой старуха, –
кто нынче документам верит? Они вам какой хотите документ смастерят не хуже
былых гуслицких тружеников… Садитесь уж. Вы к нам какими судьбами? Никаких
таких раритетов в нашем захолустье быть не может, это я и сама прекрасно знаю.
Хлам, голубчик, по большому счету хлам-с… и тем не менее, по здешним меркам
лучше иметь подобный очаг культуры, чем никакого…
– Совершенно с вами согласен, Маргарита
Петровна, – сказал Смолин, усаживаясь на шатком стуле. – Конечно,
какие уж раритеты… Я по другому поводу приехал. Вы не могли не знать Никанора
Олеговича Лобанского…
– Ну как же, как же. Можно сказать, приятельствовали…
хотя я на него порой была зла.
– Это за что же?
– За всю жизнь ни единого предмета не передал в
музей, – удрученно поведала старуха. – Интеллигентнейший человек,
кладезь краеведческих знаний, эрудит, умница… Интересных вещичек у него имелось
множество. Вот только, едва я начинала намекать, в нем моментально просыпался
хомячий инстинкт коллекционера: мол, ни единой мелочи при жизни… хочу постоянно
иметь перед глазами… когда умру, все ваше будет… – она чиркнула спичкой,
раскурила очередную дешевую сигаретку. – А когда покинул этот мир
совершенно внезапно, оказалось, что завещания так и не сделал, и все отошло
этому пропойце Витеньке, который с меня, идиотски ухмыляясь, немыслимые для
музея деньги требовал… Вы не подумайте, что я из-за вещей сокрушаюсь, мне в
первую очередь жаль Никанора Олеговича, незаурядный был человек…
– Вот об этом я и хотел переговорить… – решительно
перехватил Смолин инициативу. – Вы знаете, что он незадолго до смерти
закончил очередную книгу?
– Ну разумеется! Он два месяца работал в нашем
архиве, – она показала куда-то на стену. – Архив у нас, должна вам
сказать, не такой уж и значительный, но тем не менее… Целых две комнаты
занимает. Бумаги городской управы, три единицы хранения – документы корнеевского
торгового дома… Первые годы Советской власти – ну, понятно, ничего серьезного,
однако попадаются преинтересные свидетельства эпохи… Собственно, по букве
закона я могла Никанора Олеговича в наше хранилище и не допустить, он все же не
относился к действующим научным работникам… Но нравы у нас патриархальные, а
он, что ни говори, знатный наш краевед… Как тут не порадеть?
– А о чем была книга, вы не в курсе?
– Представьте себе, нет… – не без явного уныния
развела она руками. – На сей раз милейший Никанор Олегович, вопреки своему
обыкновению, работу держал в строжайшей тайне, даже намеками не проговаривался
и ключиков не давал. Я на него не в претензии – старость не радость, голубчик,
все мы в этом возрасте начинаем чудить. Держался он в высшей степени таинственно…
а без наших материалов, такое впечатление, не мог обойтись, да-с! Но впрочем,
что уж покойнику косточки перемывать, не по-христиански как-то, вообще не
по-человечески..
– Де мортуис аут бене, аут нихиль,
[1]
–
с видом печальным и понимающим кивнул Смолин. – Вы не представляете хотя
бы приблизительно, Маргарита Петровна, где сейчас может находиться рукопись?
Книгу он, по достоверным данным, закончил…
– То есть как это – где? У него дома, конечно.
Попробуйте поговорить с Виктором… Никанорычем. Я с ним общего языка найти
решительно не в состоянии, но вы мужчина, вам проще. Возьмите пару бутылок
чего-нибудь горячительного, сядьте рядком, поговорите ладком… Каюсь, я бы давно
и сама этот надежнейший метод использовала, но, вы знаете, совершенно не
приспособлена к спиртному, даже от глоточка начинает невероятно крутить
организм… – она энергично раздавила окурок в пепельнице. – При том,
что с табачным зельем – многолетнее мирное и душевное сожительство…
– Признаюсь, Маргарита Петровна, я этот метод
испробовал, – сказал Смолин. – И настолько вошел в доверие, что был
допущен к осмотру и изучению всего, так сказать, творческого наследия. Но
рукописи нет. Как растаяла… Жаль чертовски. В Шантарске, в управлении… –
он сделал многозначительный жест, – завелись лишние деньги на культуру,
они всерьез намеревались включить эту книгу в издательский план…
– Чертовщина какая-то, – сказала старуха. – А
вы хорошо смотрели, голубчик?
– Хорошо, – кивнул Смолин. – Каждую бумажку
изучил, уж ни за что не пропустил бы объемистой рукописи…
– Ну, тогда я и не знаю… Будь это что-нибудь другое,
материальное, стоившее денег, я бы моментально подумала в адрес Виктора…
Никанорыча нечто нелестное… Но я, откровенно говоря, не могу и представить,
чтобы кто-то у нас платил деньги, ища рукопись книги по краеведению… Будь это
некие ценные безделушки, каких должно быть немало…
– Вы совершенно правы, – сказал Смолин со
вздохом. – Я вообще не могу представить человека, покупающего рукопись
подобной книги у наследничка-пропойцы…
– Вот видите. Ищите лучше.
– В квартире ее нет, ручаюсь… Были у него какие-нибудь
близкие знакомые, друзья?
– Эх, молодой человек… – покачала головой
старуха, – в нашем возрасте старые добрые знакомые и друзья в подавляюще
большинстве уже там … – она ткнула указательным пальцем в потолок. –
Из старых знакомых у него, кроме меня, почитай что, и не осталось никого.
Одиночество, увы, особенно в дыре вроде нашей…
– Значит, вы так-таки ничего и не слышали? Даже
предположений строить не беретесь?
– Решительно никаких, – твердо отрезала
старуха. – Что-то вы сильно огорчились, голубчик…
Разговор принимал опасное направление, и Смолин поторопился
увести его в сторону:
– Ну как же… Я человек добросовестный, есть такой
пунктик, Коли уж сюда я ехал исключительно за рукописью, без нее как-то и
возвращаться стыдно. Репутация, знаете ли… Получается, ездил зря, зря казенные
деньги тратил…
– Экая у вас в голосе неподдельная грусть… –
сочувственно сказала Маргарита Петровна. – Может, все и образуется?
Поговорите с людьми… не знаю, правда, с какими и с которыми, но не могла же
рукопись в воздухе раствориться? Если бы в квартиру забрались мазурики, то уж,
конечно, не бумагу уволокли бы… Не залезали, кстати?
– Да нет, – сказал Смолин. – Все вроде бы
цело.
Старуха задумчиво продолжала:
– Да и те сомнительные скороспелые знакомые, коих
Виктор косяками водил в квартиру, в первую голову прихватили бы отнюдь не
рукопись… А знаете что? У меня в голове что-то такое вертится, право слово…
Погодите, попробую сосредоточиться…
Она уперлась локтями в столешницу, запустила пальцы в седую
шевелюру и уставилась куда-то сквозь Смолина отрешенным взглядом,
безостановочно пыхая сигареткой. Смолин терпеливо ждал, вздыхая про себя от
разочарования, – он-то поначалу полагал, что рукопись может отыскаться в
музее, мало ли как могло обернуться…
– Ага! – воскликнула старуха, так резко
вскидываясь, что Смолин вздрогнул. – Точных сведений не обещаю, но есть
для вас, голубчик, следочек… Дня за три до… печальной кончины говорил мне
мельком Никанор Олегович, что отыскал наконец-то, простите за выражение,
спонсора (это слово она произнесла с явным отвращением). Вроде бы означенный
господин твердо был намерен издание профинансировать…
