Не было ни угрызений совести, ни моральных терзаний, он не
чувствовал себя ни преступником, ни выродком. Сокровища – остались они на дне
или нет – были, строго говоря, ничьи. Хозяин покинул этот мир давным-давно, его
сыновья – тоже, а наследники продавали фамильные бумаги совершенно добровольно,
трезвые, вменяемые. В конце концов, чистой случайностью оказалось, что записи
попали в единственное место на земле, где их смогли понять. А государство, которому
по закону положено отдавать некую долю… Будем циничны: государство это своих
граждан имело разнообразными способами столько раз, что можно разок отплатить
ему той же монетой.
– Благостно, – кивнул наблюдавший за его огненными
забавами Кот Ученый, наверняка обуреваемый теми же нехитрыми мыслями.
– Только не надо загораться раньше времени, –
буркнул Смолин угрюмо, – чтобы не переживать, если что. Будем считать, что
золотишко могли вынуть энкаведешники или просто случайные везунчики лет
тридцать тому…
– Ладно, – охотно согласился Кот Ученый, –
будем пессимистами, трудно что ли…
– Ну конечно, – сказал Смолин, – пессимистам
жить легче, точно тебе говорю. Когда заранее не ждешь ничего хорошего, и
разочаровываться не приходится…
Глава 2
Пляски вокруг кортика
Существовала, конечно, теоретическая возможность, что те
самые компетентные органы в лице некоего продажного майора поставили на
прослушку и его новехонькую, две минуты как активированную «симку». Однако
что-то плохо верилось в такую расторопность помянутых органов: это же не
голливудский блокбастер. К тому же против Смолина сейчас действовал не
потенциал конторы, способный при иных условиях проявить нешуточную мощь, а
один-единственный купленный козел, что, разумеется, возможности оборотня
сужает…
Так что Смолин, не терзаясь манией преследования,
преспокойно набрал номер и, когда собеседник откликнулся, начал разговор убитым
голосом:
– Сергей Леонидыч? Смолин некто… Я вас вынужден
огорчить. Нет, не потому, что не достал… Как раз наоборот, достал, и великолепнейшую
штуку, именно то, что вам требовалось. Беда только, что эту штуку у меня
совершенно беззаконным образом менты забрали… Да, вот именно. Прицепились к
моему парнишке – ну, вы его помните – который по дурости провокаторам в
штатском продал примитивный морской кортик… нет, вы-то тогда брали добрый,
сталинский, а им он толкнул современную железку. Обыск устроили, выгребли все
мои предметы … Да, я и сам прекрасно понимаю, что обязаны будут вернуть, но
когда это еще будет, вы их знаете… А вам, я помню, срочно… Но что же тут
поделать, натуральнейший фарс-мажор с упором на первое слово… Я-то, сами
понимаете, все выполнил четко, что заказывали, то и раздобыл оперативно –
подлинное, великолепное просто. А дальнейшее, вы ж понимаете, предвидеть никто
не мог. Ну, понятно, именно в таких предметах и кроется главная угроза, смешно
их и сравнивать по степени опасности с какими-то жалкими автоматами-гранатами…
Самое обидное, что времени осталось мало, и вторую такую мне уже в сжатые сроки
не достать, такие вещи определенного времени требуют…
Закончив разговор, Смолин откинулся на спинку сиденья и
цинично ухмыльнулся. Легко было представить, что за паническая злость
воцарилась сейчас в паре-тройке достаточно высоких кабинетов областной
администрации. Через три дня в славную Шантарскую губернию ожидается с визитом
весьма значительный федеральный деятель. Как повелось со времен первых
бюрократов, то есть наверное, с Древнего Шумера (или где там еще чиновничество
оформилось как класс?), высокого гостя надлежало принять со всем пылом
сибирского гостеприимства, тем более что власти областные кое о чем собирались
визитера просить. А поскольку достоверно было известно, что главное хобби у
гостя – императорский российский холодняк, то знающие люди из «белого дома»
моментально кинулись в первую очередь к Смолину.
Смолин, как обычно, не подвел. Поломавшись для приличия и
посетовав на трудности ремесла и дефицит раритетов (когда это тароватый купец
вел себя иначе?!), он безбожно задрал цену (у этих бабло не свое, не кровное,
им его не жалко), зато, нырнув в свои закрома, и вещичку подобрал редкую, из
особого фонда для таких вот случаев: не просто кортик российского авиатора, а
наградной, с «клюковкой». Не «сборка», а подлинная вещица, дожидавшаяся своего
часа.
Ну, и переправил кортик в магазинный сейф, чтобы потом не
ездить. И укатила редкость вместе со всем прочим, небрежно сваленным кучей в
какую-то мешковину…
Смолин осклабился еще шире. Господа чиновники, точно
известно, не утерпели и через окружение высокой персоны радостно проинформировали
означенную, что именно ее ожидает во глубине сибирских руд. По той же
достоверной информации, высокая персона пришла в восторг… И что теперь?
Разумеется, Смолин ни о чем не просил прямо своего чиновного
собеседника, ни словечком, ни интонацией на просьбу не намекнул. Во исполнение
полезного завета Михаила Афанасьевича и извечной лагерной мудрости.
Никогда ничего не просите. В крайнем случае лицемерно
сокрушайтесь, напирая на то, что свои обязательства вы свято выполнили, а
подобного форс-мажора ожидать не мог никто. Этого достаточно. Ручаться можно,
что уже совсем скоро пришедшие в тоскливый ужас чиновнички начнут названивать
милицейским деятелям в тяжелых погонах и трагическим голосом вопрошать
что-нибудь вроде: «Потап Потапыч, когда твои обормоты перестанут фигней
маяться? Заниматься им нечем, что ли?!» И последуют, к бабке-гадалке не ходи,
некие действия – то бишь утробное начальственное рявканье…
Смолин набрал еще один номер и тем же сокрушенным,
исполненным вселенской печали голосом пробубнил:
– Семен Сидорыч? Узнали? Богатым буду. Хотя с такими
погаными сюрпризами вряд ли… Огорчить я вас хочу. Редкость ваша неожиданно
оказалась в недрах вашего же ведомства как вещдок… Тут такие пляски…
Он в соответствующих выражениях вторично изложил недавнюю
печальную историю – и, выслушав ответный рык, перемежавшийся семиэтажными
конструкциями, опять-таки ни о чем не просил прямо, даже не заикался –
просто-напросто в голос печалился и сокрушался, не зная, как жить дальше…
Эта коллизия выглядела еще более интересно: поскольку
неплохой, в общем, мужик Сидор Сидорыч носил милицейские полковничьи погоны
(кои, не исключено, мог сменить вскорости и на генеральские). И была у него
одна, но пламенная страсть – клинки императорской Японии (вкупе, естественно, с
Маньчжоуго и прочими подмандатными территориями). Тут как раз Смолину
подвернулся японский кортик, сам по себе достаточно стандартный, но с
неизвестной эмблемой на планке, каковая не значилась ни в одном каталоге. Даже
с относительно близкими по времени клинками Европы и прочих континентов такое
случается сплошь и рядом, что уж говорить о Стране восходящего солнца, где
обожали разнообразие эмблем и деталей. Нюансов тут масса: скажем, флотский
якорек с тросиком, имеющийся на эфесе, означает не просто флот, а департамент
морских тюрем. Но это исключительно в том случае, если тросик перекинут через
правую лапу якоря. А ежели через левую – то этот ножик носили при парадной
форме не просто флотские, не просто плавучие тюремщики, а оркестранты
означенного департамента. Условный пример, конечно, но именно так дело и
обстояло.
