Схватил бутылку. Смолин мигнул Глыбе, и тот без малейшего
усилия стиснул запястье самозванного главы шантарских антикваров, так, что тот
охнул и бутылку выпустил моментально. Смолин ее перехватил, оглядевшись,
поставил себе за спину, на пол, в дальний уголок.
Врубель недоуменно вытаращился:
— Мужики, вы что?
— Водка — яд, — наставительно сказал Глыба,
разжимая пальцы.
— Водка подождет, — поддержал Смолин. —
Разговор нужен на трезвую голову… Ладно, что нам между своими играть в
психологические подходы? Имеет место самая натуральная, вульгарная и
незатейливая разборка. К тебе большие претензии, Врубель…
— За что?
— Ну, ты нахал… — поморщился Смолин. — За
твое гениальное и грандиозное изобретение: гильдию антикваров.
Врубель уже забеспокоился всерьез — как случается с любым
слабаком, у которого совесть нечиста, стоит припереть его к стене.
— Вася, — сказал он, натужно улыбаясь. — Ты
же сам считаешь, что идея хорошая, сам собирался что-то подобное учредить… Ну
какая разница, если не ты будешь, а…
— Захлопнись, — сказал Смолин так, что Врубель
заткнулся моментально. — И целку мне тут не строй. Речь идет не о самой
гильдии, каковая, в принципе, вещь неплохая. Речь о тех методах, которые вы,
сучня, в ход пустили. Молчать, сука! Ты прекрасно знал, что добром такую пьянь
и врань никто в председатели не изберет. Вот и решил устроить небольшую
прессовочку, чтобы народ малость испугался, проникся и кинулся тебе под
крылышко. Летягина этого сраного напустил на благородное сообщество… Ну,
конечно, не ты один, твой номер тут третий, с твоими-то мозгами пропитыми…
Анжеров с Кокой вертели придумки, а ты был вместо вывески — если тебе пару дней
пить не дать, расчесать и вымыть, вполне сойдешь за респектабельного главу… И
все бы еще ничего. Интриги были, есть и будут. Вот только со штаб-квартирой вы
перегнули. Я сам не ангелок, но крови в моих делах отроду не было и не будет. А
вы убили Шевалье, сволочи. Единственного, наверно, человека, которого я мог
назвать своим старым другом. Вот за это у меня вы попляшете…
— Да я никого…
— А кто говорит, что это ты? — усмехнулся
Смолин. — Конечно, кишка тонка… да и у твоих подельничков тоже. А вот
старина Зондер…
— Вася, да что ты такое…
— Дуркует клиент, — печально поведал Смолин Глыбе.
— Вижу, — печально отозвался тот. — Эй,
борода-лопатой! Что-то жарковато тут у тебя…
Неторопливо, с обаятельной улыбочкой он расстегнул пуговицы
рубашки, снял ее и остался голым по пояс. Вот тут Врубеля проняло. На свежего
человека — особенно задроченного интеллигента наподобие Врубеля — голый по пояс
Глыба производил неизгладимое впечатление. Поскольку был густейшим образом,
практически без просветов расписан темно-синими, светло-синими и серыми
татуировками: целая библиотека весьма даже экзотических рисунков и надписей,
нелегкая биография в иллюстрациях и собственных Глыбиных комментариях. Только
кисти рук, понятно, были от художества свободны — как и полагается
профессиональному щипачу чуть ли не с полувековым стажем, большую часть
рабочего времени пребывавшего в облике вполне приличного человека наподобие
засекреченного инженера, доцента, полковника, а то и дирижера…
Не теряя времени, Глыба зашел за спину Врубелю, положил ему
на плечи лапы и грозно посоветовал:
— Сиди, потрох, и пасть не открывай, слушай, что тебе
человек говорит…
И, заметив поползновение все же разинуть рот, так тряхнул
Врубеля, что у того зубы клацнули громко и противно.
— Врубель, — сказал Смолин. — Ты, конечно,
знаешь, где сейчас твой блудливый компаньон Эдичка Анжеров? Уже не в СИЗО,
конечно, выцарапали его адвокаты под подписку о невыезде… но все равно,
интеллигентно выражаясь, в жопе он, в хорошей жопе. Дело грязное, девочка
порядочная, интеллигентные родители кипят жаждой мести, свидетели
безукоризненные и внушающие доверие. Третий день пресса и голубой экран
сенсацию полощут. Знаешь ведь?
— Ну да…
— Отлично, — сказал Смолин. — А где ваш
второй компаньон, Кока-Москвич? Этот все еще в СИЗО, ему малость потруднее
выцарапаться, как человеку не местному и подвязок вроде Эдичкиных не имеющему…
через денек-другой и он выскочит под подписку, но в конце концов при первой же
возможности смоется отсюда к чертовой матери, потому что ему здесь более не
климатит… И об этом ты должен знать, голубь шизокрылый, вон у тебя газетка
лежит, я отсюда вижу, там на третьей странице все подробно расписано, и
газетку, судя по потрепанности, ты уже листал… Что у нас получается, Врубель?
Два компаньона-учредителя выбыли из игры. Кока здесь — персона нон грата, а
твоему Эдичке еще долго придется сторониться тех коридоров, где он допрежь
гоголем расхаживал. Бумаги так и не пошли в бюрократический оборот. И уже
наверняка не пойдут. Что мы имеем? Один ты у нас остался, как говорилось в том
фильме… И я на тебе, сука такая, намерен крепенько выспаться. Как ты думаешь,
твои корешки сами в неприятности попали, или им помог кто-то? Ну-ка, напряги
извилины. Правильно догадаешься, еще стопочку налью…
Врубель таращился на него с некоторыми отблесками усиленной
работы мысли в глазах. И выдохнул ошарашенно:
— Так это ты…
Ухмыльнувшись, Смолин сказал:
— Есть такая буква в этом слове… Держи приз.
Он поднял бутылку, налил лафитничек и разрешающе кивнул
Врубелю. Тот прямо-таки на автопилоте схватил сосуд и буквально забросил в рот
водку.
— В общем, настала твоя очередь, уж не взыщи, —
сказал Смолин. — Портсигарчик этот, который только что торжественно унесли
менты, чтоб ты знал, свистнули у меня из машины. Вместе с барсеткой. В милиции
мое заявление лежит, по всем правилам зарегистрированное, и в нем я подробно описываю
свое бесценное достояние, варнаками похищенное — все до единой накладочки,
чекухи, размеры даже… Не дергайся, я не кончил! Это ж ты, мразь такая, послал
означенного варнака…
— Да что за…
— Послал, голубок, чего уж там, — подхватил Глыба,
нагибаясь к врубелевскому уху. — Когда дойдет до дела, я точные показания
дам, подробно распишу, как мы с тобой на лавочке сидели, как ты мне портсигар
описывал детальнейшим образом, и машину дяди Васи, и ее номер, подробно, чтоб
ошибки не случилось… На этом и буду стоять железно. Я — исполнитель, а ты,
моргунчик — организатор, значит, тебе и первым идти, а я так, вагончиком…
— Погоди, — сказал Смолин. — Он что-то
вякнуть хочет. Вякай, Врубель, разрешаю.
— Но это же бред какой-то! — дрожащим голосом
молвил Врубель, косясь через плечо на возвышавшегося над ним Глыбу. — Вас
же тоже посадят…
Глыба неприятно хохотнул:
— А ты знаешь, в чем тут фишка, олень? Мне сидеть так и
так. Последние денечки дохаживаю на воле. Я тут крутанул одно дельце,
запоролся, попался, и будь мне прокурор отцом родным, а светит мне по этому
делу восьмерик, тут и к бабке не ходи… Соображаешь? Тянуть мне все равно свои
восемь… так почему б не сделать приятное старому корешу, с которым вместе
сидели? — он кивнул на Смолина. — Одни юрсы давили, одну хавку жрали…
У нас, слава те господи, не США какое-нибудь, у нас наказания не плюсуются, у
нас меньший срок большим поглощается. Ну, а мне, как исполнителю, светит в
лучшем случае пятерик. Вот он и того… поглотится. Я Ваське помогу, а Васька
меня весь срок греть будет, да и потом не забудет, я думаю…
