Вскоре объявилась еще одна милицейская машина, и прибывшие,
числом трое, деловым шагом прошли в подъезд — ага, прикинул Смолин,
следственно-оперативная группа явилась… это вам не кража белья с веревки… этот
козел наверняка еще и корочками затряс, самую малость опомнившись… господин
депутат, хреном тебя по макушке…
Зазвонил телефон (Смолин все это время не выпускал его из
ладони), и Глыба преспокойно доложил:
— Заахали, заохали, сказали, уже мчатся…
Смолин улыбался. Только что Глыба позвонил на работу
Яночкиным родителям, цинично представился участковым, пробормотал
неразборчиво фамилию и попросил немедленно приехать домой, поскольку их
единственная доченька пережила крупные неприятности. В ответ на истошный вопль
касаемо подробностей буркнул:
— Да живая она, живая, граждане, и даже не
покалеченная… Но вы все равно побыстрее давайте, мы как раз протоколы пишем и
показания снимаем…
И безжалостно отключил телефон, хотя на том конце все еще
продолжалось кудахтанье и вопли потрясенной такими новостями кандидатши наук.
Тики-так, господа… Сто процентов, никто и не вспомнит о звонке «участкового» —
просто-напросто чета кандидатов, поймав тачку, в лихорадочном темпе примчится
домой, где застанет известную картину. Их институт километрах в двух, так они
еще застанут дома всю эту постороннюю компанию. Можно представить, с каким
нерастраченным до сих пор пылом классовой ненависти обнищавшая в перестройку
парочка кандидатов наук накинется на Анжерова, олицетворяющего сейчас все, что
для них омерзительно… Они в компартии не состоят, на митинги уж сто лет не
ходят — но, оказавшись на обочине жизни, давненько уж прокляли свой былой
перестроечный энтузиазм, лютой ненавистью пылают к новым хозяевам жизни. Нужно
будет сегодня к ним заглянуть, сольцы, что ли, попросить ложечку — а, узнав о
происшедшем, повздыхать, посочувствовать и тут же посоветовать им отличного
адвоката, каковой совершенно бесплатно будет представлять в этом деле интересы
бедняжки Яночки. Есть такой адвокат, и неплохой, готовый в некоторых случаях
совершенно бесплатно горы свернуть, если об этом попросит его добрый друг ребе
Гринберг. Гольдман его последняя фамилия, рабойсай
[1]
мои…
«Еврейская мафия Шантарска — вещь страшная», — с
чувством глубокого удовлетворения подумал Смолин, наблюдая прибытие очередного
действующего лица: на свободный пятачок ловко втиснулась синяя «девятка» с
красно-желтым логотипом тринадцатого телеканала на передних дверцах, и оттуда
шустро выскочил парнишка в Шантарске весьма даже небезызвестный: Виталик
Клюшкин, ведущий скандальной передачи «ФОТ!», что являлось аббревиатурой
многозначительного лозунга «Фейсом об тейбл!». Вел он себя спокойно и
профессионально: не суетился, не кидался сломя голову в толпу зевак
(увеличившуюся уже по сравнению с начальным периодом, пожалуй, вдесятеро) —
встал вроде бы небрежно, опершись на крыло машины, в раскованной, ленивой позе,
вот только глазыньки шныряли, как мышь по пустой комнате, в темпе прикидывая и
оценивая обстановку. Стекло левой задней дверцы чуть приопустилось, и там
показалась камера — Виталиков верный оператор уже снимал первые кадры,
милицейские машины, зевак, дом.
Это был тот же папарацци, только с телекамерой вместо
фотика. Субъект, между нами, совершенно беззастенчивый в средствах — но, что
характерно, липы он в жизни не изобретал, всегда цеплялся за абсолютно реальные
скандальчики, как репей к собачьему хвосту. Телеканал был не бедный, доходы от
рекламы получал неплохие, еще и благодаря Виталькиной передаче — а потому
акуленок объектива, надежно прикрытый хозяевами, сплошь и рядом выдавал в эфир
нечто такое, о чем потом долгонько судачил весь Шантарск.
В данном конкретном случае профессиональная хватка Виталика
оказалась ни при чем: ему просто-напросто позвонил некий мужичок, представился
постоянным зрителем «этой великолепной передачи» и попросил приехать в темпе,
чтобы не упустить великолепного сюжета: «в нашем доме» только что милиция на
месте преступления арестовала известного политика Анжерова, пытавшегося
изнасиловать малолетку… Постоянного зрителя, как легко догадаться, близкие
знакомые именовали Глыбой.
Ну а поскольку рыночное общество подразумевает здоровую
конкуренцию, Глыба заодно брякнул еще и госпоже Чучиной, более известной как
Чуча, а также представителям третьего телеканала и, чтоб уж до кучи, в парочку
шантарских газет, тех, что ближе всего стояли к понятию «бульварные». Так что
вскоре репортеров тут должно было собраться немерено.
Виталик уже перемещался среди зевак, что-то расспрашивая.
Все должно было пройти в лучшем виде: мало того, что налицо нехилая сенсация,
тут еще и личные счеты: не кто иной, как Анжеров, разозленный одним из «ФОТов»,
чувствительно прищемившим некоторые нежные детали организма ему и его дружкам
(некая комбинация на ниве лесозаготовок), во всеуслышанье, с экрана
конкурирующего канала назвал Виталика «котом помойным», и было это всего месяц
назад. Репортер — как все мы, грешные, в глубине души — был парнишкой
злопамятным и такие вещи не забывал…
«Ага, — отметил Смолин. — Вот и Чуча нагрянула… а
это кто там у нас подъехал? Совершенно незнакомая рожа, но, судя по ухваткам,
суетливости и диктофончику в руке, кто-то из борзописцев. Ну вот, все
прекрасно, интрига развернулась по полной… а вот и такси с родителями, совсем
хорошо…»
Минут через двадцать он дождался финала: те два орелика в
сером, что прибыли первыми, вывели из подъезда Анжерова, крепенько ухватив
клиента за локти и взирая на него очень даже хмуро. Смолин присмотрелся,
удовлетворенно покивал головой: на щеках шантарского бонвивана четко виднелись
уже подсохшие длинные царапины, несомненно, оставленные длиннющими Яночкиными
ноготочками, а под правым глазом наливался великолепный фингал: это, конечно,
не менты, те б по почкам врезали или еще куда, чтобы следов не оставлять… а вот
те два приличных молодых человека, что ворвались в квартиру и спасли Яну от
насильника, как раз, согласно предварительной договоренности, и должны были
малость приложиться к физиономии. Рукав пиджака надорван, галстук где-то под
левым ухом, в общем, респектабельности в Анжерове не осталось практически ни
хрена. Именно таким, расхристанным, с битой мордой (чтоб уж выглядеть настоящим
злодеем) он и попал под прицел сразу трех телекамер плюс двух журналистских
фотоаппаратов — а также доброй полудюжины принадлежавших зевакам мобильников.
Как политик со стажем, он моментально оценил хреновость ситуации, попытался
прикрыть лицо руками, но милиционеры эту попытку вмиг пресекли, так и провели к
машине с полностью открытой обозрению рожей…
Смолин имел все основания гордиться собой — так, самую
чуточку… По правде говоря, Глыба всем представителям средств массовой
информации уточнял, что депутат арестован за попытку изнасилования малолетки
(чтобы еще проворней неслись по указанному адресу) — однако, когда все
вышеупомянутые узнают, что «малолетке» аж девятнадцать годочков, это ничуть не
убавит им охотничьего азарта и боевого пыла. Какая разница, сколько там
потерпевшей лет, ключевые слова в другом: «попытка изнасилования» и «Анжеров».
Сдувшийся, потускневший, но все еще держащийся на поверхности местный
политикан, которого к тому же, что немаловажно, никто из власть имущих, а также
обитающих за кулисами, не станет отмазывать всерьез — кому он теперь нужен, не
те времена, наоборот, очень многие возрадуются великолепной возможности окончательно
Эдика урыть, освободив креслице в областной Думе для кого-нибудь более
актуального…
