Вполне допустимая версия. Поскольку сегодня в Шантарске
по-настоящему серьезные люди так себя все же не ведут. Даже если вознамерились
оттягать двухэтажный старинный особнячок в центре города, весьма подходящий для
престижного офиса. Не тот стиль, не те методы. Это, сто процентов, кто-то
мелкий, беззастенчивый, наглый, располагающий парой-тройкой хватких, не
боящихся мокрухи мальчиков — но все же мелкий… Что, если где-то в подвале, до
сих пор не обнаруженный…
Стоп, сказал себе Смолин. Вот в этом направлении мы не
пойдем. Ни шажочка. Неважно, что именно послужило поводом. Гадать бессмысленно,
поскольку ни на шаг вперед не продвинешься. Нужно действовать — а вот когда все
зашевелится, глядишь, и прояснится что-то…
Глава 5
Мы, Корсиканцы…
Вообще-то в неписаной иерархии шантарских антикваров Леха
Маевский со своим «Дукатом» располагался на самой низкой ступеньке, о чем все
прекрасно знали, в том числе и он сам. Дедовщина чистейшей воды, ага. Господин
Маевский, будучи младше Смолина двадцатью годами, в антикварке появился,
соответственно, лет на двадцать позже, чем Смолин — да и позже всех остальных
зубров. Настоящих дел он не крутил, серьезными свершениями и удачами
похвастаться, в общем, не мог, по мелочевке работал, иногда откровенно выступая
на подхвате. В отличие от всех остальных, у него даже прозвища не было.
Но, разумеется, это не означало, что с Лехой следовало
обращаться свысока и протягивать вместо ладони два пальца — к чему перегибать
палку? Достаточно и того, что про себя все и так знают табель о рангах…
А потому Смолин, спустившись в небольшой подвальчик,
приветствовал хозяина со всей вежливостью, как благородный дон — благородного
дона. Непринужденно зашел за прилавок, привычно прошел в заднюю комнатку.
Учитывая Лехино положение, его задняя комнатка, в отличие от
других, никак не могла именоваться «закромами». Все, что здесь имелось из не
выставлявшегося на витрины, было опять-таки мелочовкой. Даже холоднячок исчез —
в связи с последними печальными событиями…
Смолин преспокойно закурил, повернулся к вошедшему хозяину и
спросил:
— Слухи дошли, отмотался?
— Ага, — сказал Леха радостно. — Даже без
твоего адвоката, дядя Вася, которого ты нахваливал. Судье тоже неинтересно было
пурхаться, договорились на штатовский манер… Признание вины и штраф…
— Это хорошо, — сказал Смолин без эмоций. —
Веселый?
— Ну не плакать же… Главное, отмотался. Даже остальной
холодняк обещали вернуть.
— Это хорошо, — повторил Смолин. — Теперь
получается, что отмотались все. Никого не смогли сожрать. Это радует.
— Главное, кампании не было…
— Это верно, — кивнул Смолин. — Нет ничего
хуже в нашем богоспасаемом Отечестве, как попасть под кампанию… а впрочем, на
Западе, по слухам, то же самое… а в Гренландии еще и вечная мерзлота при полном
отсутствии антикварного рынка…
Он вздохнул и без особого воодушевления грязно выругался.
— Случилось что-нибудь?
— Врубель, козел…
— Что опять?
— Да просто козел по жизни, — удрученно сказал
Смолин. — Когда-нибудь, точно, из-за него серьезно запоремся… Понимаешь,
меня сегодня, — он глянул на часы, — через два часа ждет покупатель.
Я с ним договорился на катану, нормальная катана, офицерская, родная. Вот
только он, наивная душа, вчера не просто похвастался Врубелю приобретением, а
еще и сболтнул, куда и во сколько я ее сегодня привезу. Захожу я нынче в
«Раритет», а Врубель, меня завидевши, начинает громогласно повествовать всей
честной компании, как он восхищен моей хитростью: это ж надо назначить
покупателю стрелку в ста метрах от областного УВД! Точно, никто и не подумает!
Молоток, дядя Вася! У него там сидит и жрет водочку человек восемь, половина
совершенно левых, в глаза раньше не видел, а вторая половина — народец самый
ненадежный, языки без костей… Коз-зел… Короче, теперь полгорода знает, что
сегодня в шесть вечера дядя Вася толкает клиенту катану у научной библиотеки, в
ста метрах от УВД. Весело мне, как по-твоему? Два часа осталось, а ты сиди и
думай теперь…
— Да уж… — сочувственно сказал Леха. — Так
может, клиенту позвонить и перенести?
— Я сам не додумался… — усмехнулся Смолин. —
У него мобилка не отвечает. Недоступен и недоступен. Говорил он что-то
такое, — то ли в ремонте труба, то ли дома оставил. Так что не перенесешь
и не отменишь. Рисковать приходится. А в нашей нынешней ситуации, когда всех
пасут… И не ехать нельзя. Мне семьдесят рублей не лишние…
— Хреново…
— Да ладно, — сказал Смолин. — До сих пор
как-то уворачивались, авось и теперь пронесет… Я что к тебе пришел? Дашь свою
машинку этак до полседьмого? Если меня и пасут, то высматривать будут
«паджерик», а на твою и внимания не обратят. Я там ближе к назначенному сроку
покручусь, осмотрюсь издали… Доверенность я в киоске купил, когда к тебе шел…
Дашь?
— Да без вопросов, дядя Вася! Только, если что…
— Ну разумеется, — ухмыльнулся Смолин. —
Катана — исключительно моя головная боль, ты тут не при делах, знать ничего не
знаешь, я у тебя машину взял, чтобы помидоров с рынка привезти, потому что моя
в сервисе, а на такси тратиться неохота… В полседьмого я ее тебе притараню, как
штык. На вот, доверенность заполни, ты свои данные лучше знаешь.
…На протяжении получаса, остававшегося до встречи, он описал
три круга и вокруг библиотеки, и вокруг областного УВД, — другого маршрута
просто не было, проспект односторонний, приходилось круги наматывать. Ничего
подозрительного он вроде бы не заметил: и стоявшие машины, и проезжавшие, и
люди выглядели предельно обыденно, безобидно. А впрочем, толковую засаду ни за
что не высмотришь, даже с его жизненным опытом: он как-никак антиквар, а не
профессиональный разведчик, ни грамотной слежки не вычислит, ни профессионально
устроенной засады не распознает… В общем, риск — благородное дело.
Вздохнув, Смолин пошел на четвертый круг. Беленький Лехин
«Витц» был сущей спичечной коробочкой, в которой Смолин себя чувствовал, словно
в бочке, наподобие той, что стояла у него на усадьбе для сбора дождевой воды.
Однако у этой табакерочки в данный конкретный момент оказались и свои
преимущества: Смолин без малейшего труда ее втиснул в узенький промежуток меж
двумя навороченными тачками, куда на «паджерике» ни за что бы не влез, и
пытаться нечего.
Он положил ключи в карман, вылез и закурил, присев на
огражденьице из крашеных железных труб. Огляделся с ленивым видом. Никого
подозрительного. Народу вокруг полно, и подозрительным, строго говоря, может
оказаться каждый, но поди тут определи тихарей…
Он старался оставаться спокойным, но порой его прямо-таки
потряхивало от нешуточного, азартного возбуждения, приходилось делать над собой
усилие, брать себя в руки…
Ага! Справа показался поспешавший вдоль длиннющего ряда
припаркованных машин дражайший клиент, господин Извольский собственной
персоной. Смолин подобрался, полный веселого охотничьего азарта. По проспекту
плыл сплошной поток машин, справа возвышался простерший руку в светлое будущее
исполинский Ильич, переживший все перестроечные бури, по гранитным ступеням
библиотеки вверх-вниз шмыгали студенточки, большей частью весьма приятные (и
недорогие, что характерно), вечернее солнышко не по-осеннему жарко припекало, и
вокруг до сих пор не маячил никто, в ком удалось бы распознать затихаренного
мента. Все, одним словом, было обыденно.
