Смолина незнакомец пока что не видел — а Смолин разглядывал
его издали, не торопясь подходить. Подозревать во всем этом какой-то особенно
иезуитский ход его недоброжелателей в сером — пожалуй, все-таки шизофрения,
однако не стоит и пословицу забывать о береженых и, соответственно,
небереженых…
Лет этак сорока с хвостиком, чуть ли не наголо стрижен, только
челка впереди, крепенький такой, накачанный, характерная физиономия,
офицерская, а на тужурке аж три ряда разноцветных планочек. Ладно, что тут
торчать…
Пробравшись меж радостных и печальных, он подошел, спросил
нейтральным тоном:
— Вы будете Горобец?
Майор вскинул голову:
— Ага. Горобец, Кирилл. Вы Смолин, я так
полагаю? — он покосился на зажатую в кулаке сигаретную пачку. —
Курите? Пойдемте на крыльцо, ага?
И, не оглядываясь, двинулся к выходу первым. Смолин шел
следом, обдумывая первые наблюдения. Среди ленточек на колодке у майора хватало
разных ведомственных цацек, юбилейных и выслужных, но наличествовали там
ленточки и ордена Мужества, и медали «За отвагу» — из чего следовало сделать
вывод, что майор не особенно и кабинетный, канцелярским сидельцам такое не
вешают, тут нужно в специфических местах побывать…
Они примостились в тупичке, образованном углом застекленного
вестибюля и краешком ступенек, как-то синхронно щелкнули зажигалками, и Смолин,
выразительно показав взглядом на колодку, поинтересовался:
— СОБР?
— Шантарский ОМОН, — ответил майор так, словно
отмахнулся от скучнейшей темы. — Я… В общем, я старый «рапирист». Еще с
семьдесят восьмого… да, собственно, по настоящее время. — Он дернул
подбородком в каком-то детском упрямстве. — По-настоящему, бывших
«рапиристов» не бывает.
— Знаю, наслышан, — сказал Смолин. — Что
случилось?
— Алексей Фомич по-прежнему в коме. Вторые сутки.
Смолин совершенно искренне едва не воскликнул удивленно:
«Какой такой Алексей Фомич?» Правда, не сразу и сообразил. Лично для него все
эти долгие годы Шевалье был именно что Шевалье, как и Смолин для него —
исключительно «мсье Базилем». Не сразу и вспомнишь имя-отчество…
— Случилось что-то?
Майор поднял злые глаза:
— Именно что.
Он говорил ровным тоном, с прорывавшейся иногда тоскливой
злостью, а Смолин, не задавши ни единого вопроса, слушал, помаленьку каменея
лицом.
Встретили Шевалье, как оказалось, всего-то метрах в двухстах
от его дома, почти на самом выходе из сквера. Точное время, в общем,
неизвестно, потому что на лежащего наткнулся уже в сумерках пеший милицейский
наряд (но произошло все, предположительно, не позднее чем за час до того). Как
у нас водится, приняли за пьяного, но присмотрелись и в темпе вызвали «Скорую».
С тех пор так и лежит в коме. Два удара тупым предметом в затылочную часть
головы (майор так и выразился в сухом протокольном стиле, это, конечно,
профессиональное, въелось…), а также, как медики докладывают, несомненные следы
ударов в солнечное сплетение и по шее сзади. И только. Что интересно, и недешевые
часы остались на руке, и трубка в кармане, и бумажник, и золотой перстень на
пальце, и трость со шпагой внутри, почти близняшка Смолинской, валялась рядом…
И никаких свидетелей, ни единого…
— Это не грабеж, — сказал майор. — И не
обкуренные — все совершенно иначе выглядело бы…
— Вот именно, — сказал Смолин, чувствуя унылую,
давящую тоску. — Не подпустил бы сэнсэй на расстояние удара никого
подозрительного… Значит, до последней секунды подозрений не вызывали… — он
отшвырнул чинарик. — Идут навстречу культурные молодые люди, вполне
трезвые, интеллигентно рассуждая об испанской поэзии Возрождения или сороковой
симфонии Моцарта… Или вообще один…
«Да, скорее всего так и было, — подумал он. —
Все-таки семьдесят с лишним лет, пусть даже ты и Шевалье. Встречный или
встречные, совершенно не вызвавшие подозрений… может быть, даже знакомые…
неожиданный удар в солнечное, потом сверху по шее — и пару раз кастетом…»
Классический случай, зафиксированный еще в «Трех
мушкетерах»: даже блестящий фехтовальщик окажется бессилен, если на него
налетит чернь с дубинами-вилами… В честном бою Шевалье и сейчас способен был
натворить серьезных дел, но против такого оказался бессилен, секунды
потерял, — а эти суки, конечно, заранее настроены были на подлую ухватку,
а не на благородный поединок…
— И никаких следов?
— Никаких, — зло щурясь, кивнул майор.
— А зацепки? — спросил Смолин.
— Откуда им быть…
«Да, действительно, — подумал Смолин уныло. —
Питомцев Шевалье в городе изрядно, никто из них не достиг крутых высот, но все
же и бизнесменов средней руки хватает, и силовиков вроде этого омоновца, и
небольших чиновников, и творческих людей. В общем, достаточно, чтобы, нажав
каждый свои кнопочки, добиться не формального, а въедливого следствия…»
Только самое въедливое следствие, будем реалистами, ни к
чему не приведет. Коли уж эти подонки так и остались неизвестными, искать
поздно. Неоткуда взяться зацепкам. Можно головой ручаться, что Шевалье ни
единой живой душе из «рапиристов», неважно, бывших или нынешних, словечком не
обмолвился о нехорошем копошении вокруг него. Совершенно в его стиле. Сэнсэй не
должен быть обременен суетными неприятностями, а если они все же и происходят,
ученики об этом знать не должны. Черта с два Смолин узнал бы о истории с
наганом, не коснись она лично его… и потом, он, по большому счету, все же не
полноценный «рапирист», он всегда был со стороны. Стоп… История с наганом все
же выплыла на свет божий, бывшие ученики сэнсэя аккуратненько и тихо избавили
от лишних неприятностей, но это, точно, исключительный случай. Так что, как бы
ни брались помочь следствию многочисленные «рапиристы», никто из них не сможет
дать ниточек…
— А у вас есть зацепки? — спросил Смолин.
— Ни малейших. Я не пойму, за что тут можно зацепиться.
Была одна история… — он замолчал, глядя настороженно.
— Это с наганом? — без выражения спросил
Смолин. — Ну, я ее знаю… Он сам рассказывал. Поскольку и меня пытались к
ней припутать.
— Ну да, наган. Только это никак не может быть связано
с… Ну где здесь связь?
— Действительно, — задумчиво произнес
Смолин. — Не должно тут быть связи…
И мысленно уточнил: если связь все же есть, мы все попросту
не можем по скудости информации ее отследить, вообще понять, в чем тут
переплетения…
— Никак это не может быть связано с нападением, —
повторил майор. — Наган — это совершенно другое. Один ретивый
дурак… — он спохватился, замолчал, махнул рукой. Ну да, честь мундира
берег, обормот.
— Ему никто не угрожал? — подумав, спросил
Смолин. — Грубо говоря, никто наезжать не пробовал?
— С чего бы вдруг? Кто бы на него наезжал?
«Так-так-так, — сказал себе Смолин. — Значит ты, товарищ героический
майор, представления не имеешь о визите шустрого адвокатишки, который пытался
выжить Шевалье из дома, как того зайчика из лубяной избушки. И никто не знает,
точно. Не исключено, что об этом знаю из посторонних один я. А значит, ни к
чему этой информацией делиться…»
