— Он использовал «псов», чтобы бежать, Хоури. Целиком или хотя бы частично. Он воспользовался ими и проник в твой мозг!
В новой тюрьме у Силвеста не было надежного ориентира для определения времени. Единственно, в чем он был уверен, так это в том, что с момента пленения времени прошло уже много. Силвест подозревал, что его пичкают наркотиками, из-за которых он впадает в сон, похожий на кому, и почти не видит снов. Когда же они ему снились — что бывало крайне редко, — то, хотя в них он не был полностью слепым, эти сны все равно касались проблем зрения, в частности, того, как важно сохранить тот жалкий его остаток, которым он владеет. Когда же Силвест просыпался, то перед глазами была все та же серая пелена. Правда, по прошествии времени ему стало казаться, что это серое начинает терять былую структуру. Сперва это был строгий серый геометрический орнамент, давно наложенный на его мозг и просто выдавливаемый им наружу. Постепенно этот орнамент превратился в серую бесконечность. Ее цвет потерял свою специфичность — теперь это было просто полное отсутствие других красок.
Его волновало то, чего он лишился. Возможно, окружавшая его обстановка была такой скудной и спартанской, что его фильтрующий мозг отверг бы ее, будь она хоть все время на виду. Но теперь он ощущал лишь беззвучную замкнутость камня, многих мегатонн камня. Он постоянно думал о Паскаль, но с каждым днем становилось все труднее удержать в памяти ее образ. Серая пелена, казалось, просачивается в его мозг, покрывая его как бы коркой мокрого бетона. Пришел день, когда Силвест прикончил свой последний питательный рацион, и тогда дверь подвала открылась и к нему приблизились два голоса. Первым был голос Джиллиан Слуки.
— Делай с ним, что хочешь, — каркнула она, — но в определенных пределах.
— Надо бы дать ему наркоз, пока я буду оперировать, — отозвался другой голос — мужской и простуженный. Силвест узнал запах капусты, исходивший от дыхания этого человека.
— Может, и надо, но он перебьется, — Слука поколебалась, а потом добавила: — Я не жду никаких чудес, Фолкэндер. Я просто хочу, чтобы этот подонок посмотрел мне в глаза.
— Дай мне несколько часов, — попросил Фолкэндер. Раздался глухой стук — это он положил что-то тяжелое на стол с тупыми краями. — Я постараюсь, — почти пробормотал он. — Но насколько мне известно, глаза и без того у него были хреновые, а ты его еще и ослепила.
— У тебя есть час.
Покидая камеру, она с лязгом захлопнула дверь. Силвест, привыкший к тишине, как к кокону, почувствовал, что у него в мозгу что-то сдвинулось. Слишком долго он ловил самые слабые звуки — ключи к собственной судьбе. Их, говоря по правде, не было, но, вслушиваясь, он вновь привыкал к тишине.
Он носом почувствовал, что Фолкэндер придвинулся ближе.
— Работать с вами — честь для меня, доктор Силвест, — сказал голос почти почтительно. — Я уверен, что мне удастся восстановить многое из того, что она разрушила, было бы только время.
— Она дала вам час, — ответил ему Силвест. Собственный голос звучал для него незнакомо. Слишком много времени прошло с тех пор, как он разговаривал с кем-нибудь, а не мычал что-то во сне. — А что можно сделать за час?
Он слышал, как Фолкэндер роется в своих инструментах
— В крайнем случае, немного улучшить зрение, — он разделял слова хмыканьем. — Конечно, я сделаю больше, если вы не будете мне мешать. Я ведь не могу обещать, что операция будет вам приятна.
— Я верю, что вы постараетесь.
Чужие пальцы скользнули по его глазам, слегка нажимая на них.
— Я всегда восхищался вашим отцом, знаете ли, — еще одно хмыканье, почему-то напомнившее Силвесту о павлинах Жанекина. — Всем известно, что эти глаза сделал вам он.
— Его бета-модель, — поправил Силвест.
— Конечно, конечно… — Силвесту казалось, что он видит, как Фолкэндер старается поддержать свое дырявое достоинство. — Не альфа — ведь та запись, как известно, исчезла за годы до того.
— Я продал ее Трюкачам, — глухо сказал Силвест. После долгих лет умолчания истина выскочила у него изо рта, подобно крошечному кислому семечку.
Фолкэндер издал странный трахейный звук, который, как решил Силвест, мог быть чем-то вроде хмыканья.
— Конечно, конечно… Знаете, я прямо удивляюсь, что вас до сих пор еще никто в этом не обвинил. Нет, каков все же пресловутый человеческий цинизм! — резкий воющий звук заполнил комнату. За ним последовала рвущая нервы вибрация. — Думаю, вам придется навсегда распроститься с цветным зрением. Монохромное изображение будет, пожалуй, самым лучшим из того, что у меня может получиться.
Хоури решила, что, возможно, ее хватит на то, чтобы перевести дух, собраться с мыслями, а потом прислушаться — не слышно ли дыхание этого существа, захватившего место в ее голове. Однако Мадемуазель еще не закончила речь.
— Я уверена, что Похититель Солнц уже делал аналогичную попытку, — говорила она. — Я имею в виду твоего предшественника, разумеется.
— Вы хотите сказать, что «заяц» пытался проникнуть в голову Нагорного?
— Именно так. Только в случае с Нагорным не было гончих «псов», на которых можно было бы прокатиться. Похитителю Солнц пришлось прибегнуть к более грубому способу.
— Достаточно грубому, чтобы свести Нагорного с ума?
— Похоже на то, — качнула головой ее компаньонка. — Вполне возможно, что Похититель Солнц всего лишь попытался навязать ему свою волю. Он решил сделать из Нагорного свою марионетку. Вероятно, он проникал через подсознание во время занятий в Оружейной.
— А теперь скажите точно, как обстоят мои дела?
— Пока еще — ничего себе. У него было слишком мало «псов», так что причинить тебе большой ущерб он не сумел.
— Что случилось с «псами»?
— Мне, разумеется, пришлось их вскрыть, чтобы узнать, что в них было. Но, сделав это, я подставилась Похитителю Солнц. Правда, «псы» в известной степени ослабили его и ограничили его возможности, поэтому его атака на меня была очень грубой. Мне повезло, так как иначе я не успела бы собрать свои средства защиты. Его не так уж трудно было отбить, но ведь и я имела дело со сравнительно малой его частью.
— Значит, мне ничто не грозит?
— Ну, не совсем так. Мне удалось выгнать его из того имплантата, в котором я нахожусь сейчас. К сожалению, моя защита не распространяется на другие имплантаты, в том числе и на те, которые вживлены самой Вольевой.
— Следовательно, он все еще в моей голове?
— Он мог бы обойтись даже без «псов», — сказала Мадемуазель. — Он мог войти в имплантаты, установленные Вольевой, сразу же, как только она впервые привела тебя в Оружейную. Но ясное дело, «псы» оказались самым удобным путем. Если бы он не попытался напасть на меня через них, я бы, возможно, не ощутила его присутствия в других имплантатах.
— Мне тоже так кажется.
