— Очень предусмотрительно.
— Конечно, — вмешался Саджаки, — для таких работ вам придется самим брать в руки скальпель.
Силвест поднял руку ко лбу.
— Мои глаза не иммунны, тебе придется быть очень осторожным, Кэл. Если Чума их коснется…
— Я буду более чем осторожен, поверь мне, — откинув голову на спинку своего монолитного кресла, Кэлвин громко заржал, точно пьяница, забавляющийся собственными дурацкими прибаутками. — Если твои глаза лопнут, то даже я не буду способен восстановить собственный шедевр.
— Надеюсь, ты будешь помнить о риске.
Роботы двинулись вперед к почти полностью разрушенному ангелу-хранителю Капитана. Он еще больше, чем раньше, походил на нечто, у чего не хватило терпения вылезти из кокона медлительным движением ледника, а потому оно вырвалось оттуда с вулканической мощью, но тут же окоченело в виде шишковатой имитации взрыва. В любом направлении, не ограниченном близкими стенами, Капитан выплескивался из кокона на десятки метров. Поближе к бывшему телу этот «подрост» имел вид цилиндров толщиной в древесный ствол, цветом походивших на ртуть, но с текстурой жидкой глины, инкрустированной драгоценными камнями, постоянно шевелящимися, поблескивающими, занятыми какой-то скрытой и неопределенной деятельность. Дальше — на периферии — ветви начинали делиться и сплетаться, образуя рисунок, сходный с бронхами. Эта сеть, в конце концов становилась микроскопически тонкой и постепенно сливалась с субстратом — с самим кораблем. Вид был в своем роде замечательный, если учесть эффект дифракции, подобной той, что оставляет пленка нефти, растекшейся по воде.
Серебристые роботы, казалось, растворялись в серебряном фоне Капитана. Они встали по обеим сторонам размолоченной оболочки кокона примерно в метре от нее, в сердцевине всей этой сети, почему-то именуемой Капитаном. Там все еще было холодно: если бы Силвест дотронулся до любого места на коконе, его плоть тут же примерзла бы и немедленно инкорпорировалась в кошмарную массу Чумы. Перед началом операции придется согреть Капитана, чтобы получить возможность работать, и тем самым дать Чуме шанс резко повысить скорость трансформации. Другого пути нет, ибо при температуре, которой достиг Капитан, все инструменты, кроме самых простейших, станут непригодными для работы.
Роботы выдвинули кронштейны, кончавшиеся датчиками. Магнитные резонирующие щупы должны были глубоко проникнуть в массу чумных выделений, чтобы определить машинные, протезные и биологические участки в том, что еще недавно было человеком. Силвест приказал сенсорам вести передачу прямо на его глаза и получил изображение различных слоев Капитана, перекрывающих друг друга в лиловатом свете. Только огромным напряжением воли ему удалось выделить в этой массе остатки человеческой плоти. Это было похоже на призрачные контуры, проступающие на многократно использованном холсте старинной картины. Работа резонирующих магнитных щупов продолжалась, детали обозначались резче, изуродованная болезнью анатомия человека становилась лучше видимой. Теперь весь кошмар предстоящей работы стало невозможно не видеть. Но Силвест только глядел и не мог оторвать глаз.
— Откуда же мы… я хочу сказать ты… начнешь? — произнес он, обращаясь к Кэлвину. — С лечения человека или со стерилизации машины?
— Ни с того, ни с другого, — сухо ответил тот. — Мы ремонтируем Капитана, и я боюсь, он принадлежит обеим категориям.
— Вы мыслите безукоризненно, — сказал Саджаки, отступая от холодного кокона, чтобы дать Силвесту лучший обзор. — Теперь речь уже не идет о лечении или даже о ремонте. Я предпочел бы термин «реставрация».
— Согрейте его! — приказал Кэлвин.
— Что-о-о?
— Вы слышали. Я хочу его поддержать, заверяю вас. Только на время. Но достаточно долго, чтобы сделать несколько биопсий. Я так понимаю, что Вольева ограничила свои анализы периферией Капитана. Это было разумно. Она поступила правильно, и срезы, которые она добыла, дают бесценную картину постепенного распространения Чумы. Кроме того, без этого она не могла бы создавать свои ретровирусы. Но нам сейчас надо проникнуть в ядро. Туда, где еще осталась живая плоть, — он усмехнулся, безусловно, наслаждаясь отвращением, которое было написано на лице Саджаки. Стало быть, у него еще сохранилась кое-какая способность к сопереживанию, подумал Силвест. Или лучше сказать — атрофированный обрубок этой способности. На мгновение он ощутил некое родство с Триумвиром.
— Чем вы так заинтересовались?
— Разумеется, его клетками, — Кэлвин погладил пальцами круглящийся конец подлокотника. — Говорят, Расползающаяся Чума поражает наши имплантаты, растворяет их в плоти, одновременно подрывая деятельность механизмов, восстанавливающих их. Я думаю, что деятельность вируса выходит за эти рамки. Я полагаю, что он стремится вызвать гибридизацию, то есть создать своего рода гармонию между живой материей и кибернетической. Именно этим и занят этот вирус здесь — ничего ужасного, кроме попытки гибридизировать Капитана с участием его собственной кибернетической сети и корабельной. Это почти благодеяние, почти художественно, почти полезно.
— Вряд ли вы говорили бы так, будь вы на его месте, — произнес Саджаки.
— Конечно, нет. Поэтому я и хочу ему помочь. И именно поэтому мне надо заглянуть в его клетки. Я хочу узнать, затронула ли Чума его ДНК, и не попытается ли она оседлать его собственную клеточную машинерию?
Саджаки протянул руку к охладителю.
— В таком случае, вперед! Даю разрешение на разогрев Капитана. Но только на то время, которое необходимо для дела. Затем я хочу, чтобы вы вернули его в прежнее состояние, и пусть он пребывает в нем вплоть до операции. И еще требую, чтобы срезы не покидали этого помещения.
Силвест заметил, что протянутая рука Триумвира мелко дрожит.
— Все это должно иметь какое-то отношение к войне, — говорила Хоури в Паучнике. — Мне это кажется достаточно ясным. Война Утренних Зорь. Так она ее называла. Это было очень давно. Миллионы лет назад.
— Откуда тебе об этом известно?
— Мадемуазель дала мне как-то урок по истории Галактики. Чтобы я поняла, что поставлено на кон. И это сработало. Вот ты разве не можешь представить себе, что сотрудничество с Силвестом — не самая благотворная из идей?
— А я никогда даже близко не подходила к мысли, что это хорошо.
Подброшу-ка я ей еще идейку, думала Хоури. Вольева была по-детски любопытна в отношении системы Цербер-Гадес, даже сейчас, когда она знала, что там таится нечто очень опасное. Пожалуй, более того — этот интерес только возрос. Раньше тайна заключалась в одном — в аномальной нейтринной «подписи». Теперь с помощью записи Алисии она собственными глазами видела инопланетную технику. Нет, в некоторых отношениях Вольева была просто заворожена этим местом и ничуть не меньше Силвеста. Разница была в одном — с Вольевой еще можно было спорить. Вольева еще сохранила какую-то часть своего разума
— Думаешь, у нас еще есть шанс предупредить Саджаки о величине риска?
