Горгули все приходили и приходили.
Незадачливые путешественники терпеливо ждали. Гунмель, расстроенный, оглядывался по сторонам, искал в глазах своих собратьев хоть каплю участия — и не находил. Да и могло ли быть иначе? Ведь он самовольно привел в вертикаль чужаков!
Ренкр переглянулся с троллями. Скарр едва заметно переместился так, чтобы прикрывать его левый бок, и положил ладонь на рукоять длинного, с локоть, кинжала. Хвилл пошевелил правой бровью, призывая «мальчика» не горячиться. Сам он встал справа от Ренкра, между альвом и Гунмелем. Когда горгуль удивленно поднял взгляд на старого тролля, тот ободряюще улыбнулся, мол, все будет в порядке.
В этот момент по некоему тайному сигналу мастера зашевелились. Видимо, процесс ожидания завершился, начиналось… что?
Горгули выстроились у стен пещеры так, чтобы посередине осталась пустая площадка. Туда вышел один из мастеров, низенький, плотный. Его коричневая шерстка кое-где белела инеем ткарнов, кое-где повыпадала вовсе. Мастер сурово посмотрел на чужаков, и, хотя ростом был намного меньше, чем они, казалось, что горгуль измеряет альва и троллей взглядом сверху вниз. Потом мастер покачал головой — оба его уха свернулись в трубочки, но это казалось сейчас не смешным, а угрожающим — и заговорил тихим голосом, от которого Ренкру вдруг стало стыдно. Нет, он не потерял уверенности в том, что поступает правильно (если вообще имел такую уверенность), — просто голос мастера одними уже интонациями вызывал желание покаяться. Видимо, это было свойственно горгулям, ведь при их образе жизни требовалось иметь подобную способность, если уж они не обладали внушительными размерами или смертоносным ядом.
Поэтому Ренкр поборол желание встать на колени и поклониться седому мастеру (а ведь тянуло, Создатель! — еще как тянуло опуститься на холодный каменный пол, склонить голову: «Прости, мудрец, за дела мои неразумные!»).
И, словно читая его мысли (а может быть, не читая, а диктуя эти мысли?!), мастер промолвил:
— Позор! Позор тебе, Гунмель, за поступок твой, достойный порицания! И вам позор, чужаки, рвущиеся к неведомому. Не знаете, что творите, но сие не извиняет вас.
Этот голос совсем не напоминал те веселые беззаботно-серьезные голоса Транда и Гунмеля, к которым привык Ренкр. Но подобное различие не смутило альва. Хвилл, стоявший справа, скептически изогнул левую бровь.
— Может, перейдем на нормальный язык? — вмешался он. — Тем более что мы «знаем, что творим».
Мастер укоризненно посмотрел на старого арбалетчика. Сбить горгуля с толку оказалось не так-то просто.
— Знаете, что творите? — В его суровом голосе плескалась едкая ирония.
— И что же? Будет очень интересно послушать.
Прежде чем Ренкр успел хоть что-нибудь сказать, из толпы горгулей вышла маленькая фигурка, в которой альв с удивлением узнал Рафкри. Хотя почему с удивлением? — ведь здесь, наверное, собрались все мастера Горы. Они косились на горгулью, недовольно сопели, но ни один не попытался ее удержать.
А Рафкри, оглядев всех ясным кротким взором, начала говорить:
— Погоди, Сирэм. Посмотри сюда. — Она сложила ладошки лодочкой, выпуская наружу зеленоватый шарик, свое мо.
Шарик выскользнул из пещеры и мгновенно вернулся, но уже не один. Вместе с ним прилетело мо Транда — вплыло и весело закружилось над головой Рафкри. Потом, словно сообразив, что горгулье не до смеха, затихло, покачиваясь в воздухе над нею.
— Что это?! — прошептал Сирэм, и в его голосе, к удивлению, наверное, не только Ренкра, а и самих мастеров, прозвучала растерянность, бессильная оторопь. — Что это?!
— Ты знаешь, что это, — с нажимом, чрезвычайно властным тоном произнесла Рафкри.
Мастера удивленно вздохнули, но никто не произнес ни слова. .
Сирэм покачал головой:
— Этого не может быть! Этого просто не может быть!
— Но это так! — ликующе воскликнула Рафкри, и мо Транда вспыхнуло, разгораясь, освещая лица собравшихся мягким зеленоватым светом.
Сирэм пошатнулся, но не отступил, хотя было заметно, что ему очень хотелось это сделать. Не отступил, только прищурил глаза.
— Хорошо, — кивнул он. — А теперь рассказывай.
— Стоп! — Ренкр предостерегающе поднял правую руку. — Раз уж мы стали причиной всего этого переполоха, нам и отвечать.
Сбоку сокрушенно вздохнул Хвилл: «Куда ж ты лезешь? Все так хорошо началось, еще бы чуть-чуть, и чаша сия нас бы миновала. Ах червь!»
— Отвечай, — согласился Сирэм.
Ренкр удовлетворенно кивнул:
— Начнем. — Он опустился на ближайший камень: удобный такой, плоский, словно специально предназначенный для сидения.
Рассказ занял много времени, но уже в процессе повествования альв понял, что слушатели прониклись происшедшим с ним и его спутниками. Долинщик не был уверен в том, как поступят мастера, разрешат ли они ему завершить начатое, но… Но альв не имел права позволять другим защищать его. Это — дело его, Ренкра. «Подвиг», как сказал бы Вальрон.
Во рту пересохло, спина и все, что ниже, болело, потому что сидеть приходилось прямо, дабы «не потерять лицо». Он упустил множество деталей, иначе, видит Создатель, история затянулась бы на несколько дней! И все равно закончил свой рассказ лишь поздней ночью (как не преминули подсказать внутренние звезды, высыпавшие на внутреннем небе).
Сирэм тяжело вздохнул:
— Допустим, что все поведанное тобой правда. А при чем здесь мо Транда?
Гунмель тихонько прыснул в кулак. Ренкр сдержался, хотя это стоило ему громадных усилий. Как чувствовали себя тролли, он мог только догадываться.
И честно ответил:
— Не знаю. Наверное, ни при чем.
Рафкри досадливо взмахнула ладошкой:
— Да подождите же вы! Сирэм, забудь на время о Транде, задумайся лучше над тем, что только что поведал нам Ренкр! Как быть с его рассказом?
— Не пускать их, — отрезал Сирэм. — Мы же не знаем, что произойдет, когда они вложат обломок Камня в Глаз.
Седой мастер презрительно фыркнул, отметая тем самым любые возражения.
— Кажется, ты слушал исключительно невнимательно. — Откуда только взялся у Рафкри такой строгий голос? — Им посоветовал сделать это Ворнхольд. А он знал, что все произойдет как нужно.
— Возможно, я скажу банальность. — Из толпы мастеров вышел толстенький горгуль и смущенно почесал правое ухо. — Возможно, но… гхм, кому нужно? Тут очень важно правильно учесть, так сказать, всяческие тонкости. Поэтому предлагаю обдумать все более обстоятельно и только потом решать, как быть.
Ренкр встал. Он старался унять дрожь в голосе, хотя отчаянье заполняло его доверху и норовило выплеснуться в слова:
