— Я солгала, — просто ответила она.
* * *
— Ну, вы отойдите-ка куда-нибудь в сторонку, — шепнул Степан. — Лучше — чтоб отсюда вас не было видно. А то он придет в себя, так чтобы хуже не стало.
«Куда уж хуже», — мрачно подумал Андрий, но подчинился. Он знаком велел берегине следовать за ним — и направился в овраг неподалеку, где Мыколка не заметил бы их из лагеря.
Почти сбежав по крутому склону, он остановился и поискал взглядом место, чтобы сесть. Разговор, похоже, предстоял долгий и не из приятных, и вести его, по-глупому переминаясь с ноги на ногу, Андрий не собирался.
— Ты бы хоть накинула что на плечи, — хмуро бросил он берегине. И, снявши с себя, подал ей жупан. Та приняла, хотя видно было, что поступает так только из-за Андрия, ради его спокойствия.
Когда брала, руки их случайно соприкоснулись, и Ярчук вздрогнул — такими холодными оказались ее тонкие белокожие пальцы, не знавшие, по всему, никакой обыденной селянской работы. Да и вообще она меньше всего напоминала селянку, скорее уж — польску заможну панночку, и это совсем не вязалось с тем, что она Мыколкина мать. Хлопчик, пока ехали, кое-что рассказал о себе, поэтому Андрий имел представление.
Она перехватила его взгляд и тут же догадалась, о чем он думает.
— Сама не знаю, как он меня узнал. Я ведь здесь в другом обличье, совсем не такая, как была. Да и пришла не затем, чтобы открыться ему.
Андрий углядел-таки подходящее бревно и присел. Ей садиться не предлагал.
Спросил:
— Что ж так? Неужели не скучаешь по сыну?
Она медленно покачала головой — и он, перехватив ее взгляд, потупился.
— Не в том дело, что скучаю, — ответила спокойно. — Ты же знаешь, мне здесь обретаться не больше года. А с ним я видеться вообще не смогу. Так зачем дитя расстраивать?
— А пришла?..
— А пришла, чтобы спасти его.
— За нами кто-то гонится?
— Может быть. Я не знаю ничего о погоне. Я — о другом, о… о том, что ждет вас впереди.
— Ты знаешь, куда мы направляемся?
Она мягко, плавно подалась вперед и села рядом с Андрием.
— Я следила за вами уже несколько дней, — сказала тихо. — Это же мой сын, понимаешь. Я видела, в какую сторону вы едете. И подслушала, куда именно, хотя так и не поняла, для чего и почему такой странной компанией. Нет-нет, я не спрашиваю, мне… мне не все равно, но я понимаю, что это тайна. Я беспокоюсь за Мыколку, но верю тебе и знаю, что с тобой он в безопасности. Если только вы не поедете дальше на юг.
— Почему?
— Я не могу объяснить… не вправе. Просто поверь на слово.
— Я должен ехать дальше. С ними или один, но должен. Если хочешь, я оставлю Мыколку на попечение Степана. И сама за ними присмотришь, не показываясь сыну на глаза.
Она вздрогнула, как будто привиделось ей приближение чего-то невыразимо ужасного. В глазах забилось отчаяние напополам с паникой:
— Нет! Им здесь оставаться нельзя. Я и так рисковала, когда пришла сюда. Я не должна появляться рядом с ним, ни в коем случае! Лучше езжайте поверху, через Явь. Здесь же недалеко Родник — выйдете, а потом снова, если нужно будет, войдете. Ты про погоню какую-то говорил. Если есть она — еще и ее со следу собьешь. Не губи их, прошу тебя! И себя не губи, все ведь погибнете!
Он встал с бревна и принялся вышагивать, то и дело цепляясь ногами за коренья. Если задуматься, берегиня советовала разумно.
В том, разумеется, случае, если не лгала.
Но это уж проверить можно исключительно на собственной шкуре.
Рискнем?
«А и рискнем! — решил Андрий. — Если обманывает, уж как-нибудь выкрутимся, а если нет — так, выходит, еще и спасемся от какого-то лиха».
К тому же смутно припомнились давние предостережения Свитайла именно про эти вот места. Он постарался напрячь память, но без толку.
— Ладно, — проворчал, — договорились. До ближайшего Родника я дорогу знаю, не переживай. И оттуда тоже как-нибудь выберусь. Так что за сына тоже можешь не тревожиться. Да, скорого тебе успокоения.
— Спасибо.
Он сделал неопределенный жест рукою, означавший прощание, и поспешил наверх, подальше от этих глаз и этой встревоженной души. И только уже у костра вспомнил, что забыл забрать жупан, но возвращаться не стал.
И еще вспомнил, что так и не спросил, что же способно ее согреть.
* * *
У подкормленного костра (хворост мяукал ровно коты по весне!) Степан тем временем вовсю пытался развеселить Мыколку. Оказалось, что при падении у хлопца выпал последний молочный зуб, и теперь они хором распевали: «Мышко, мышко! на тоби костяный, а мэни дай зализный!» — после чего зуб был отброшен через Мыколкину голову — прямо в сторону подходившего Андрия. Тот едва успел уклониться — и маленький белесый обломок улетел куда-то во тьму, в кусты, где тотчас завозилось нечто массивное. Если то и была мышь, так точно что не обычная, каковые в хатах за печкою живут.
Благо, хлопец ничего не услышал, а Андрий со Степаном только обменялись понимающими взглядами и решили понапрасну не тревожиться: в кустах уже все стихло. Потом вовкулак, улучив подходящий момент, сбегал в ту сторону, проверил и доложил Андрию, что ничего не обнаружил.
Тем лучше.
Андрий велел им скорехонько и без лишних слов собираться. Мыколку убедили (или он только сделал вид, что поверил), будто мама ему приснилась. А зуб у него, мол, вылетел во сне, бывает.
Они даже не стали спрашивать, куда теперь предстоит отправиться. Андрий же, примерно представив себе, где сейчас находится, повел свой маленький отряд на восток.
Родник они заметили издали — вот только никто, кроме самого Ярчука, и подозревать не мог, что это — Родник. Потому что выглядел тот как обыкновеннейшее озеро, разве только вода была с каким-то золотистым отливом. Так и не зря — Родник-то был Золотистый, то есть такой, по которому можно в Явь вернуться.
И они вернулись. Дождались урочного часа (а именно — того мига, когда солнце валилось за окоем) и въехали в воды озера.
И попали снова в проявленную осень, такую родную и такую непривычную после более чем недели скитаний по Вырию. Вон и село впереди обозначилось…
— Веришь ли, мне впервые начинает нравиться наше путешествие, — заявил Степан.
— А мне нет, — коротко ответил Андрий, но объясняться не стал.
Однако ж и сворачивать с пути, на который их вывела доля, — тоже. Просто потрепал Орлика по шее и направил в сторону села, которое, еще сонное, подпирало печным дымом небо.
Не так, ой не так въезжал он сюда почти семь лет назад!.. Но на душе было еще тяжелее, чем тогда.
Где-то, поспешно наверстывая упущенное, горлопанил проспавший рассвет петух.
