Про эти свойства души человеческой знал и Прохорук. И еще знал (кому ж, как не ему знать!), что порой тянет людей на звериные поступки, да чтоб погаже, поотвратительней. Потом стыдятся, но если гуртом что-нибудь такое вытворяли, то как бы получаются меж собой повязаны, тогда их легче подчинить своей воле. Вот и затеял ясновельможный пан Иван Мясницу, а если по-простому — человечье жертвоприношение. На то и купцов приспособил — раньше они привозили товары из Яви да Вырия, а теперь рыскали шляхами в поисках живых людей, связывали их или каким иным способом заманивали в Волкоград, а потом — костры на площади, толпа, на куски рвущая мясо подсмаженное…
Андрий долго не хотел верить этим слухам. Про Ивана вообще ничего не знал с той поры, как завез его к двоедушцам.
Теперь вот враз все раскрылось. А потом, когда они в кабинете Прохорука вдвоем остались, и остальное прояснилось.
— А что Мясница? — сыто улыбнулся ясновельможный на Андриев вопрос. — Очень даже удачно с нею получилось. Знаешь, когда в зверином теле из года в год сидишь… незабвенные, признаюсь тебе, ощущения. Друг на друга рычать начинаем. Я их едва удерживаю, заставляю вот на задних лапах ходить, чтоб совсем не обопсели.
— Из одного, значит, человеколюбия?
— Этого, Андрию, не надо — что не мое, то не мое. Какое ж тут, скажи на милость, человеко-любие? Нет, я только одного хочу — жить! По-настоящему, Андрию, жить хочу! Я ж был лучшим Свитайловым учеником, он сам это признавал! А потом из-за дурацкой нелепицы — на всю жизнь зверем оставаться?!
— Нелепица твоя как-то не лепится к тому, что случилось. Я позже узнавал — ты ведь мертвяков поднимать из могил намерился, за что тебя добрые люди к ним, мертвякам, и отправили.
— А что же! Плохо тебя, видать, Свитайло учил, раз так говоришь. Ведь если ты избран Господом, если дано тебе знание великое, тайное — значит, и законы обыкновенных людей не для тебя писаны.
Черный волкодав по-человечьи покачал головой, глядя на седого волка.
— Дурень ты все же, Иванэ, ой и дурень!.. Жаль мне тебя. Знаешь, что Свитайло говорил? Ты был его лучшим учеником. Но потом перестал им быть, вообще перестал быть его учеником. Ученик — не тот, кто получает знания, а тот, кто постигает мудрость учителя и следует его путем.
— Что-то ты сам с собою не в ладах, Андрию. Говоришь одно, а поступаешь по-другому. Да ты ведь сам, шановный, привез мне хлопчика для Мясницы — сказал еще стражникам на входе, что купец. А наши да-авно вас заприметили, все решали, кто такие да для чего явились. Правда, не знал я, что ты двоедушец.
— А я и не двоедушец, — тихо проронил Андрий.
Услышав это, Прохорук, видимо, догадался о намерениях гостя — а может, к тому времени они уже легко читались в пылающем взоре черного волкодава. Волк прыгнул на Андрия, пытаясь добраться до горла, — но тот одним мощным движением ухватил его за загривок и отшвырнул через всю комнату в дальний угол. Потом, не медля ни мгновенья, перекинулся через голову и оборотился в человека. Завидев это, седой волк только обрадовался — он решил, что так ему будет легче совладать с противником.
Но выстрел из рушницы, снятой со стены, доказал обратное.
— Все-таки плохим ты был учеником. Свитайло всегда говорил: «Не вешай на стену заряженную зброю — выстрелит». — Андрий отшвырнул рушницу и, снова перекинувшись в волкодава, помчался в коридор, кинув только возникшему за дверьми Степану: «За мной!»
И — началось!..
* * *
…две стрелы, которые никто не в состоянии остановить — ибо кто даже в помыслах своих способен встать на пути у молний?
Они неслись как бешеные, будто все черти из пекла вознамерились догнать их и утопить в кипящей смоле.
Стражники-медведи на входе, конечно, услышали выстрел — но откуда им было знать, что он означал.
— Тревога! — рявкнул им Андрий, выскакивая из дверей на площадь. — Здание охранять, никого не впускать, никого не выпускать — приказ ясновельможного.
— Слушаюсь! — делово ответствовал медведь, который помнил Андрия с прошлого посещения Волкограда.
Впрочем, Ярчук не сомневался, что очень скоро сурок Матвей пересилит страх, поднимется в кабинет управителя, а потом поспешит с «ужасной вестью» к стражникам. Так что времени было очень и очень мало.
И вообще, не те мгновения нужно считать, которые остались до сурковой смелости, а те, за которые им со Степаном следует до Мыколки добежать. Потому что — «привез хлопчика для Мясницы — сказал еще стражникам на входе, что купец», — а купцами здесь нынче людоловов называют.
Только б успеть! Только б, Господи, успеть!..
Они выскочили за ворота, и — шляхом, прямо к той рощице, где оставил Орлика с Мыколкой. А там уже вскипало, щетинилось, слюну роняло, кровянилось — звериные хребты гнулись коромыслами, рык стоял до небес, земля вытоптана, вся покрыта пеплом сбитых с ветвей золоченых яблок. И — ржание, и крик хлопчачий: «Держись, Орлику! А ну, чоботы, наподдай им, иродам!»
Бредит хлопец, не иначе. Ну, ладно, с этим потом разберемся.
Они вонзились двумя лезвиями в это вздыбленное варево чужих жизней — и пошли кромсать, да так, что в какой-то момент Андрию показалось: никогда уже не станет он снова человеком, просто не сможет перекинуться обратно, а даже если и станет, прежним — никогда.
— Остановись, Андрию! Все уже, все, закончилось… — Это Степан.
Огляделся — действительно, закончилось. Два или три пса, прихрамывая, удирают в сторону города, остальные лежат вповалку, кое-кто достанывает, но жизнь уже ни в одном долго не удержится.
Погуляли, значит. Привез купец товар.
Глечики побитые вспомнились.
«Потанцевал, конопатый дидько меня забери!»
— Спасибо, дядьку, что вовремя поспели, — вздохнул, спускаясь с дерева, Мыколка. — Если б не вы, то и Орлик с чоботами б не справился.
Андрий удивленно поглядел на хлопца: с каких это пор Орлик в чоботах ходит?!
Кто-то ткнулся в его ногу мягким кожаным носом… да нет, носком! И это был, разумеется, один из двух самоходных чоботов, которые повстречались им полдня назад на шляху в Волкоград.
— Вот только вас мне и не хватало! — в сердцах выругался Андрий.
Чоботы обиженно отпрыгнули — и только сейчас он заметил, что оба порядком истрепаны и по самые голенища вымазаны в крови.
— За что ж вы их так, дядьку? Они хорошие. Они и про опасность предупредили, и Орлику помогали от этих собак отбиваться.
— Ну… скажи им, что я прошу прощения, — смущенно пробормотал Андрий. — А как, кстати, ты с ними познакомился?
— Сами подошли, — объяснил Мыколка. — Попросились, чтоб мы их с собой взяли. Я обещал.
Степан хрипло засмеялся:
— Вот так, братец! Стало нас больше ровно на два чобота.
