Не походило, чтобы ее собирались убивать
н е м е д л е н н о, субъекта с
пистолетом, направившегося было к ним, Сатаров остановил энергичным жестом, и
тот не только остановился, но и пушку убрал.
Сохраняя на лице должную степень обалделости, Марина
в ы д а в и л а:
– Вы... вы его убили...
– Ну да, – сказал Сатаров безмятежно. –
Обстоятельства и все такое прочее... Между прочим, я вам предлагал уговорить
его убраться отсюда к чертовой матери, разве нет? Какие же ко мне претензии? Не
люблю шпионов...
Пулавский подошел к ним, глядя на Марину с нешуточным
раздумьем и без малейшего сочувствия во взгляде. Сказал, нахмурясь:
– По-моему, пан Михал, у нас проблема. Небольшая, правда,
легко решаемая…
– Вы о ком, господин граф, ваше сиятельство? –
повернулся к нему Сатаров. – Об этом субъекте с рожей альфонса или о
девочке? Что до первого, то не вижу я тут особых проблем – опомнится и
сообразит, что лучше быть полностью вляпавшимся в грязные дела, чем дохлым... А
касаемо девочки... Уж не намекаете ли вы, что нам следует и молодую безутешную
вдову отправить следом за не в меру любопытным муженьком?
– Можно подумать, у нас есть какой-то выбор! – сердито
воскликнул Пулавский.
– Да разумеется, есть, – сказал Сатаров чуточку
покровительственно. – Выбора не бывает, когда оказываешься в жутком
тупике, а я пока ничего похожего не вижу...
Марина покосилась через плечо – «Пират» шел совсем близко,
едва ли не утыкаясь носом им в корму, за высоким стеклом рубки виднелись трое,
один за штурвалом и двое стоящих рядом, они не могли не видеть происшедшего в
салоне, но держались совершенно безмятежно, не шелохнулись даже. Значит,
сообщники...
– Видите ли, граф... – продолжал Сатаров, – вы у
нас человек титулованный, аристократический... а я, уж простите, плебей и этого
нисколько не стыжусь. И мотивы у меня плебейские. Но, в конце концов, могу я
себе позволить маленькие прихоти?
– Куда вы клоните?
– Да никакого ребуса, – сказал Сатаров с обаятельной
улыбкой, – просто хочу, пока суд да дело, отодрать эту ляльку вдумчиво и
качественно. – Он улыбнулся Марине совершенно дружелюбно. – По
совести признаться, я ее уже валял недавно, но это, так уж сложилось, было
исключительно в интересах дела. Мне бы хотелось повторить уже исключительно
удовольствия ради. Вы можете присоединиться, граф. Мне для компаньона таких
пустяков не жалко.
– Ну, в принципе, в принципе... – сказал граф,
разглядывая Марину уже с некоторой заинтересованностью. – Есть у меня
слабость к откровенным шлюхам. На дно отправить никогда не поздно.
– Вот и прекрасно. Сейчас она немножко оклемается, и можно
развеяться...
Марина закурила очередную сигарету – медленными, плавными
движениями насмерть перепуганного человека, плохо осознающего, что он сейчас
делает. За выражение лица беспокоиться не следовало – оно именно такое, какого
они и ожидают...
В происходящем наметился некий перелом – из-за их
самоуверенности и проистекавшего отсюда ослабления бдительности. Оба
второстепенных персонажа расслабились, руки держали далеко от оружия,
разглядывали Марину с ухмылками, отражавшими нехитрые мысли: гадали, достанется
ли и им доля с барского стола. Его сиятельство, господин граф отвернулся к
столику и потянулся за сифоном. Сатаров
о т к л ю ч и л настороженность...
Она в молниеносном темпе мысленно просчитала все траектории,
точки удара, последовательность действий.
И вмиг превратилась из насмерть перепуганной дурочки в
атакующий смерч.
Раз! Загнала горящую сигарету в ноздрю одного из
мордоворотов, того, что застрелил Артура, вырвала у него пистолет из кобуры и
выстрелила в лоб второму, чтобы уменьшить число вероятных противников за счет
наименее ценных.
Два! Рукояткой трофея заехала Сатарову в горло, свободной
рукой выхватила у него револьвер, сбила на ковер ударом ноги.
Три! Метнулась к столу и ударом кроссовки по щиколотке
подбила Пулавского так, что он, рухнув, впечатался физиономией в
столешницу – шок от этой плюхи должен был его успокоить как минимум на
несколько секунд.
Боковым зрением держа в поле видимости Каразина, стоявшего
так же оцепенело, как она только что, но в отличие от нее без тени притворства,
быстренько угодила носком кроссовки между ног вопящему и прыгающему верзиле,
все еще пытающемуся то ли извлечь сигарету из носа, то ли унять боль
посредством диких ужимок и пляски на месте. Когда он свалился, привычно
охлопала всех троих. У Пулавского оружия не было, а у остальных не имелось
ничего кроме того, что она только что забрала.
– Сядь, придурок, не отсвечивай, – бросила она через
плечо Каразину, и он упал в кресло с такой готовностью, словно всю жизнь ждал
именно этой команды. Оглянулась на «Пирата».
Вот т е п е р ь там наблюдалось
некоторое оживление: рулевой от неожиданности упустил штурвал, и кораблик
рыскнул вправо, не сразу вернулся на курс; те двое подскочили к высокому
стеклу, прижались к нему лбами, словно не веря глазам своим. Один нажал
какую-то кнопку или рубильник повернул – не рассмотрела точно – и купол на носу
знакомо распался надвое, открыв пулемет и стрелка.
Скорее инстинктивно, чем испугавшись по-настоящему, она
проворно подхватила Пулавского за ворот и прикрылась им. Но тут же подумала,
что это совершенно ни к чему: во-первых, учитывая калибр пулемета, первая же
очередь их обоих насквозь прошьет, тут и бронежилет не поможет; во-вторых, вряд
ли они станут палить по собственным главарям – это они от растерянности сделали
первое, что в голову пришло...
И все же уселась так, чтобы при необходимости рухнуть на пол
и прикрыться карточным столом – слабая защита, но зыбкую гарантию дает...
Налила себе полбокала, из предосторожности воспользовавшись
той бутылкой, из которой на ее глазах плескал себе коньячку граф – не без
удовольствия обозрела поле боя. Убитый, как и следовало ожидать, лежал
смирнехонько, а остальные трое, кто стоя на ногах, кто примостившись на
корточках, уже немного пришли в себя, начали осознавать происшедшее и что-то
соображать. Даже жертва табака, пусть и стонал, дико вращал глазами, уже сумел
вытащить чинарик из носа (не особенно и глубоко загоняла, лишь бы обжечь,
припечь качественно), не собирался на нее бросаться в целях мщения: видел
револьвер в руке и два пистолета, лежавшие перед ней на столе совсем не для
красоты.
Во внутреннем кармане пиджака у Сатарова назойливо слышался
пронзительный электронный писк. Касательно его происхождения и источника голову
ломать не стоило: она прекрасно видела, что один из тех, в рубке «Пирата»,
держит возле уха то ли маленькую рацию, то ли мобильник. Волнуется, ага, ничего
удивительного...
– Ответьте, – сказала она громко. – Люди же
беспокоятся...
Косясь на нее без всякой братской любви, скорее уж зло и
остервенело, Сатаров выхватил из кармана черную коробочку, прижал к уху,
послушал и рявкнул:
