– Привет, Фил, – сказала она, прислоняя велосипед к
дереву. – Знаешь, что мне пришло в голову? Фамилию бы тебе чуточку
изменить, на Моржов. А имя – на Харитон. Представляешь, как внушительно и
пикантно твое имечко смотрелось бы во всех документах конторы? X. Моржов да Х.
Моржов...
Она и не рассчитывала вывести этого мизантропа из себя,
всего лишь хотела напомнить, чтобы не расслаблялся.
– Ты знаешь, когда у меня будет праздник души,
Марина? – спросил Моржев спокойно. – Когда ты, лапочка, наконец,
окажешься предателем в рядах. Я над тобой самолично потешусь по полной
программе...
– Размечтался, – сказала Марина. – Во-первых, я,
как истинная дикарка, предавать попросту не умею, а во-вторых, когда дойдет до
дела, я сначала тебе глотку перегрызу.
– У тебя кровь на шортах.
– А... – отмахнулась Марина, бросив взгляд вниз, –
пятнышко, и не более того... Представляешь, какие-то идиоты только что хотели
меня, юную и беззащитную, поиметь... Прямо на дороге. Никакого воспитания у
людей, не говоря уж о морали...
– Трупы? – деловито спросил Моржев.
– Ну, я же не монстр. И день чудесный, солнышко и все такое.
Побиты. Скоро оживут... И хрен с ними. Филипп, я ведь, если ты забыл,
невероятно любопытное создание. Еду и сгораю от нетерпения. Почему это вдруг
мне «внутряки» свидания назначают не в конторе, а в глуши... Что у вас опять
такое стряслось, что вас должна спасать хрупкая девочка?
– А почему ты решила, будто что-то стряслось?
– А иначе к чему рандеву в таких декорациях?
– Высшая степень секретности.
– Умолкаю с трепетом... Излагай.
На худом лице Филиппа изобразилось некоторое злорадство, он,
усмехаясь (что ему было несвойственно), сказал:
– Вот именно, умолкни... Когда стоишь перед начальством.
– Ни хрена себе, и, я бы даже сказала, ни... Эт-то как
понимать, старина?
С тем же нескрываемым злорадством Фил протянул:
– Да ты, видишь ли, до окончания дела откомандирована в
полное и окончательное мое распоряжение. По форме «А». Так что не выежывайся
особенно...
– А приказ можно глянуть?
– Изволь.
Бегло пробежав взглядом несколько строчек, соответствующим
образом заверенную выписку, Марина присвистнула:
– Документ признаков подделки не имеет, реквизиты все до
единого аутентичны... Вот это попала девочка! Белая рабыня, а? Мне ложиться или
как? Ты, быть может, какую-нибудь экзотическую позу предпочитаешь?
– Не дури. Пошла работа.
– Есть, – сказала Марина уже совершенно другим
голосом. – Не буду притворяться, что мне приятно под тобой работать, но
что уж тут поделаешь, дисциплина... Здесь будешь излагать, или в машине
присядем?
– В машине не вполне удобно. Пошли-ка, – Фил взял ее за
локоть и отвел в сторонку, под деревья. – Понимаешь, какое дело... Это все
из-за Сибири. У тебя отлично получилось, и в досье осталась пометочка: мол,
неплохо себя проявила при поиске пропавшего без вести агента... Дальше
объяснять?
– Не надо, – сказала Марина. – Кто-то пропал, да?
И начальство, глянув грозным оком, тут же вспомнило, кто у нас с успехом искал
пропавших буквально на днях... Тоже мне, головоломка! Что, кто-то из ваших
запропал?
– С концами.
– Я его знаю?
– Тема Булавин.
– А, ну да, Вампир... Знакомы немножечко. Мальчик вроде бы
толковый и проворный, правильно?
– Вот именно. И если уж его переиграли...
– А может, ничего страшного и не стряслось?
– Увы. Он исчез.
– Где? За границей?
– Нет. Здесь. В районе Чертова Городища.
– Так-так-так, – сказала Марина. – А деталюшечки?
– Есть роскошный пансионат для небедных людей. Называется
«Зеленая долина». Настоящий люкс. Все мыслимые удобства, все доступные
развлечения, плюс экскурсии в Чертово Городище, воздушные и водные... Так уж
получилось, что тамошний губернатор попал на заметку.
– А что он натворил?
– Ничего особенного. И конкретики пока что нет.
– Нет ее, или мне знать не полагается?
– Не полагается, – сказал Фил. – Уж не посетуй.
Это не моя придумка, так пожелали большие парни с самого верха. Кое-какие
соображения на сей счет у меня есть, они, правда, не оформившиеся по причине
скудности информации... Видишь ли, соль в том, что губернатор ведет себя
неправильно. Он втихомолочку что-то к р у т и т.
Собственная разведка, неофициальная частная армия, пусть и крохотная...
– И что, это феномен? Сплошь и рядом с губернаторами такое
случается, начинают корчить из себя провинциальных королей...
– Никакой это, конечно, не феномен. Просто... Во-первых,
любые поползновения играть роль провинциального владыки мы должны выявлять во
всех подробностях и вдумчиво изучать. Во-вторых, в его окружении замаячили
з а г р а н и ч н ы е
людишки, откуда-то с запада...
– Ага, – сказала Марина, – ход мыслей понятен: а
не шпион ли он, часом, не питает ли сепаратистских замыслов? Вообще-то губерния
у него захудалейшая, тут и голову ломать нечего. Земли, примыкающие к Чертову
Городищу, главным образом. Народонаселения маловато, в основном сельское
хозяйство, ни тебе серьезной промышленности, ни мегаполисов... Мне как-то
трудно представить, чтобы губернатор подобного захолустья мог всерьез думать о
возможности основать там независимое государство, еще и оттого, что никакой
внешний супостат не станет подобные планы поддерживать, поскольку никакой
выгоды от этого не получит. Да и общей границы с зарубежьем не имеется,
классическая глухая провинция...
– Все логично. Но он что-то крутит. Тема отправился в
«Зеленую долину» – и пропал. После всего лишь четырех донесений. А это
означает, что там существует организация, к которой следует отнестись
всерьез, – способная наладить эффективное контрразведывательное
обеспечение данной территории вообще и губернаторских секретов в частности...
– А вы не преувеличиваете? С вашей привычкой всюду искать
жуткие и разветвленные заговоры...
– Пошли, – сказал Моржев, направляясь к машине.
Марина пошла следом. Ухватив ручку, Моржев откатил вбок
дверь. Внутри, на заднем сиденье, были заняты все три кресла. Присмотревшись к
пассажирам, Марина моментально сделала выводы: двое, по сторонам, судя по их
спокойному и уверенному виду, являли собою конвойные силы. А вот третий,
зажатый между ними, хотя и не отличался ни одеждой, ни ухоженностью,
определенно был подконвойным: в том, как он сидел, в лице, в осанке имелась та
тоскливая безнадежность, что отличает не кого иного, как изобличенного...
