– Теперь понятно, – сказал Якадзуно. – Что дальше?
– Чем дальше исходное ядро отстоит от ядра железа, тем больше энергии выделяется в ходе реакции. Так, например, при синтезе гелия из водорода выделяется почти в тысячу раз больше энергии, чем при распаде тория. Чем тяжелее тяжелое ядро, тем больше энергии выделяется при его распаде, и чем легче легкое ядро, тем больше энергии выделяется при синтезе.
– Понял. И сколько энергии выделяется при распаде сто двадцатого элемента?
– Точно не известно, раньше ведь считалось, что этого элемента не существует в природе. По некоторым оценкам, в десятки раз больше, чем при термоядерном синтезе. А то и в сотни.
– Круто. Тогда сколько у нас тут килотонн в тротиловом эквиваленте?
Ибрагим наморщил лоб, что-то вычисляя про себя. Потом он потряс головой, снова наморщил лоб, беззвучно зашептал что-то неразборчивое и наконец произнес странно звучащим голосом:
– Получается, мегатонн десять. Это самое меньшее. Дэйн помотал головой, точь-в-точь, как это только что сделал Ибрагим.
– Это же… здесь же больше энергии, чем во всем Олимпе! – воскликнул он.
– Этот порошок произведет переворот в физике, – сказал Якадзуно.
– Не знаю, переворот или нет, но ученые на этом деле защитят не одну диссертацию, – криво усмехнулся Ибрагим. – Вопрос в другом – зачем этот порошок везли на Деметру?
– Не знали, что внутри статуи? – предположил Дэйн. – Слушайте, ведь эту вещь сделали цверги! Они могли положить внутрь все, что угодно, их цивилизация древнее нашей, никто точно не знает, что они умели делать в прошлом, да и сейчас кто может сказать, что они умеют, а что не умеют? Сколько людей понимает язык цвергов? – Дэйн взглянул на Якадзуно.
– Несколько тысяч, – ответил Якадзуно. – Да, цивилизация цвергов мало изучена, но я не верю, что цверги сваривают свои священные статуи из двух половинок. И неизвестно, есть ли у них вообще священные статуи. Надо провести дополнительную экспертизу золотой оболочки, нужно точно выяснить, цверги ее сделали или не цверги.
– Да, – согласился Ибрагим, – это мы обязательно сделаем. Мы уже сфотографировали статую, завтра эти фотографии будут смотреть ксенологи.
– У вас есть специалисты по цвергам? – спросил Дэйн.
– Чего нет, того нет, – покачал головой Ибрагим. – Наши ксенологи специализируются по ящерам, но все они проходили общий базовый курс, они знают о цвергах больше, чем кто-либо еще на этой планете. Кроме того, в университетской библиотеке есть большая коллекция материалов по цвергам. Толковый ученый, пусть даже и не видевший цвергов живьем, вполне способен выдать за пару дней квалифицированное заключение.
– Еще можно проанализировать воздух в микропузырьках, – предложил Якадзуно.
– В каких микропузырьках?
– При отливке любого изделия около поверхности образуются микроскопические пузырьки воздуха. По содержанию примесей в этих пузырьках можно приблизительно определить, где и когда была сделана отливка. У нас на Гефесте это основной способ, которым выясняют происхождение сомнительных слитков.
– Это мы обязательно сделаем, – согласился Ибрагим. – Только тогда мне придется взять у вас оболочку. Нехорошо, конечно, что она будет храниться у нас, у нас ведь нет такой хорошей охраны, как у вас, но ничего не поделаешь. Кстати! Вы обладаете полномочиями установить повышенный режим безопасности в этом здании?
– Рональд? – переадресовал вопрос Якадзуно.
– Обладаем, – ответил Дэйн. – Только я не вижу смысла в повышенном режиме. Я думаю, следует ввести тайное усиление, когда все, кроме службы безопасности, продолжают думать, что все в порядке.
– Согласен, – кивнул Якадзуно, – так и распорядись. Официальное обоснование… да, по-моему, можно так и сказать – особо ценный груз на территории здания.
– Лучше сказать, что мы получили предупреждение, что ХММ планирует диверсионную операцию.
– ХММ – это “Хэви Метал Майнерз”? – уточнил Ибрагим.
– Они самые. Это наши главные конкуренты, причем, в отличие от нас, они инвестируют в местные разработки.
– Разве здесь есть рентабельные месторождения? – удивился Якадзуно.
– Есть. Алюминий, магний, марганец, еще что-то…
– Тогда им пора переименовываться в “Лайт Метал Майнерз”.
– Их местный филиал так и называется. Он оформлен как независимая компания.
– А у вас что, уже случались диверсии? – спросил Ибрагим.
– Точно не знаю, – ответил Дэйн. – Было несколько случаев, но, между нами говоря, это больше похоже на халатность сотрудников, чем на диверсии.
– А почему между нами? – удивился Ибрагим.
– Потому что служба безопасности всегда должна быть начеку. Ничто так не стимулирует бдительность, как опасный противник неподалеку.
– Понятно, – резюмировал Ибрагим. – Значит, порошок остается у вас, я только возьму небольшую порцию, чтобы показать начальству.
– А нужно ли показывать начальству? – спросил Дэйн. – Разве мы сами не справимся?
– Не справимся, – отрезал Ибрагим. – Если эту статую сделали цверги, то, может, и справимся, а если люди – то точно не справимся.
– Почему? – не понял Дэйн.
– Сами подумайте. Почему этот порошок отправили именно сюда, а не на Землю? Почему выбрали такой дорогостоящий канал доставки, как “Истерн Дивайд”? Почему статую отправили в такой спешке? Почему получатель делает все возможное, чтобы не привлекать внимание к грузу? Почему эти деятели сразу же решили идти в обход закона? Почему они не обратились в нашу компанию до того, как это сделали вы? Сдается мне, ученые так себя не ведут.
– Тогда кто они? – спросил Якадзуно. – Если не ученые, то кто?
– Понятия не имею. В самом худшем случае – какие-нибудь новые кришнаиты или ваххабиты.
– Зачем повстанцам термояд? – удивился Дэйн. – Что они будут здесь взрывать?
– Да что угодно! Поймите, сто двадцатый элемент – это не просто термояд. Термояд сильно радиоактивен, его надо хранить в специальных емкостях с толстыми стенками, он легко обнаруживается любым радиометром. Термояд в чистом виде – сверхлегкий газ, он занимает огромный объем. Даже в химически связанном виде килограмм термояда занимает больше трех литров, в меньший объем его не вместить, хоть ты тресни. Чтобы взорвать термояд, надо создать сверхвысокую температуру и сверхвысокое давление, поэтому, как только начинается реакция, заряд стремится разбрызгаться и покинуть эпицентр, не участвуя во взрыве. Если просто взорвать атомную бомбу рядом с термоядом, он не сдетонирует, нужны специальные устройства, которые будут препятствовать его разлету, поэтому термоядерные бомбы очень громоздки, в них используют сложные взрыватели и еще более сложные предохранители. А сто двадцатый элемент – твердый металл, почти в двадцать раз тяжелее воды, он тяжелее, чем золото и ртуть, ядерный заряд из такого металла может быть сделан более компактным, чем кто-либо мог это вообразить. Сто двадцатый элемент взрывается потоком нейтронов, ему не нужен сложный взрыватель, подрываем рядом атомную бомбу, все атомы сто двадцатого элемента распадаются за миллионную долю секунды. Можно даже вообще обойтись без детонирующего заряда, просто кладем рядом большой кусок неочищенного урана – и все взрывается. Или, вообще, взять компактный ускоритель элементарных частиц, подобрать мишень, чтобы вылетало побольше нейтронов, поставить рядом с зарядом и все, больше ничего не нужно, включаем ускоритель – все взрывается. А самое главное, сто двадцатый элемент нерадиоактивен, его нельзя обнаружить, если точно не знать, где искать. У нас в руках самое идеальное оружие для террориста, какое только можно придумать.
