— Погодите! — воскликнул Натан. — Вы хотите сказать, что рай сотворен совсем недавно?!
— Не сотворен, а открыт, — уточнил я. — Понимаете, все в мире относительно. Когда в мире нет наблюдателя, нет смысла говорить, существует он или нет. А вот когда наблюдатель появляется, мир открывается и начинает существовать уже не абстрактно, а реально. В него можно войти, его можно пощупать, за его развитием можно наблюдать. Наблюдатель и мир начинают взаимодействовать, влиять друг на друга, они подчиняются законам друг друга… Если хотите, спросите Головастика, она знает больше.
— Можно нескромный вопрос? — спросил Натан. — Почему вы впустили нас в рай? Разве рай не закрыт для посещений людьми?
— Рай не закрыт и не открыт, — ответил я. — Он не подчиняется никаким внешним законам и правилам. Сейчас в нем живем только мы с Леной, мы и устанавливаем правила посещения.
— А… гм… Головастик?
— Если ей не понравится, как мы распоряжаемся этим миром, она появится и выскажет нам свое фи. А то и переделает все по-своему.
— А… гм…
— Бомж? Он не вмешивается в нашу жизнь. Теоретически, он может это сделать, но не будет, потому что не хочется ссориться с Головастиком. В магическом отношении Головастик чуть-чуть сильнее его.
Натан нервно передернул плечами и отпил еще немного пива.
— Знаете, — сказал он, — у меня такое чувство, будто я попал в какой-то дурной сон. Рай, Головастик, эээ… Бомж…
— Знакомое чувство, — улыбнулся я. — Я в свое время тоже испытывал нечто подобное. Только у меня все происходило более драматично.
— Куда уж драматичнее, — хмыкнул Натан.
Неожиданно в разговор вмешалась Лена.
— Хватит ходить вокруг да около, — заявила она. — Вы сюда пришли, чтобы задать конкретные вопросы и получить конкретные ответы. Вот и задавайте их.
Натан и Мордехай подняли головы и уставились на Лену то ли как удавы на кролика, то ли как кролики на удава, сразу и не разберешь.
— А ответы будут? — спросил Мордехай.
— Не хочу никого обидеть или показаться назойливым… — начал Натан, но Лена остановила его движением руки.
— Ответы будут, — сказала она. — Ответ первый. Бог одновременно является и не является истинным богом, а Головастик одновременно является и не является истинным Сатаной. Ответ на этот вопрос зависит только от точки зрения спрашивающего. Если бог для вас — бородатый старец на облаке…
— Ну что вы, право! — воскликнул Натан. — Это очень примитивная трактовка…
— А какая трактовка не примитивная? Кто для вас бог? Исторический персонаж, явившийся Моисею в огненном кусте и устроивший семь египетских казней? Или символ силы, власти, любви и бог знает чего еще?
Натан хитро усмехнулся и сказал:
— Если бы я мог познать бога, я бы сейчас не здесь сидел. Но я понял ваш ответ. Он, к сожалению, ничего не объясняет, но ожидать другого было бы наивно.
— В том-то и дело, — сказала Лена. — Никто никогда не объяснит тебе ничего…
Я не удержался и продолжил невольную цитату:
— А когда ты спрашиваешь о причинах, они говорят, что ты сам по себе, продолжай забивать голову выдумками.
— Не выдумками, а ложью, — поправил меня Мордехай.
Это меня удивило.
— Не думал, что вы слушаете Оззи Осборна, — признался я.
— Я много кого слушаю, — буркнул Мордехай. — Простите… гм… Лена… Вы позволите называть вас просто Леной?
— Конечно, — кивнула Лена. — Вы правы, я читаю ваши мысли. И не только ваши, но и любого человека. Но не Сергея — он уже не совсем человек. А я — все еще да. Давайте я лучше отвечу на второй вопрос. Нейтрально.
— Что нейтрально? — спросил я.
— Он спросил, как мы относимся к тому, что человечество узнает о боге и рае, — пояснила Лена. — Лично я отношусь к этому нейтрально.
— Боюсь, Лена лукавит, — сказал я. — Или ты уже все обдумала и решила?
Лена помотала головой.
— Потому я и отношусь к этому нейтрально, — сказала она. — Ты же сам говорил: если не знаешь, что делать — не делай ничего.
— А у вас нет никакого интереса… — начал спрашивать Натан, но Лена не дала ему договорить.
— Нет, — сказала она. — У нас — нет. У моего хозяина есть, а у нас — нет. Лично я еще не решила, будет от этого какая-то польза или нет.
— Но…
— Никаких но. Я знаю, о чем вы думаете, но последствия от нашего вмешательства могут быть очень неприятными…
— Ну почему же? — спросил Натан. — Если люди получат убедительные доказательства, что наш бог и арабский аллах суть одно и то же…
— Какие люди? — перебил его я. — Террористы, что ли? Да им если сам пророк Мухаммед велит открытым текстом прекратить джихад, они объявят его шайтаном и все продолжится по-старому.
— А если он не просто велит? Если он явит чудо?
— Про парадокс теодицеи слышали? — спросил я. — Он ведь не на пустом месте появился. Если боги на каждом шагу станут вмешиваться в дела мира, думаете, будет лучше?
При слове «боги» Натан поморщился, но быстро овладел собой.
— Не обязательно на каждом шагу, — сказал он. — Достаточно… гм… точечного вмешательства.
— Оно и так уже происходит, не одну тысячу лет уже. Просто люди этого не замечают и хорошо, что не замечают. Там, где боги появляются в мире слишком часто, распространяется религиозный фанатизм… вы ведь не считаете, что фанатизм — это хорошо?
Натан ехидно улыбнулся и ответил:
— Это зависит только от точки зрения. Если фанатизм для вас — когда человек ходит в синагогу так часто, как предписано богом, тогда это хорошо. А если человек начинает считать людей, исповедующих другую веру, низшими существами…
— И это говорит представитель богоизбранного народа, — перебила его Лена. — Странно слышать такие слова от главного раввина ашкеназов.
Натан недовольно поморщился.
— Давайте не будем играть словами, — сказал он.
— Вот именно, — кивнула Лена. — Давайте не будем играть словами. Давайте не будем говорить, что правильный фанатизм — это хорошо, а неправильный фанатизм — плохо. Я знаю, чего вы хотите. Вы хотите, чтобы добрый боженька явился на землю, отделил агнцев от козлищ, агнцев похвалил, козлищ наказал и тогда во всем мире воцарится тишь и благодать. Правильно?
— Ну…
— Неправильно! Если будет так, человечество превратится в стадо домашних животных. Какая может быть свобода воли, когда бог следит за каждым шагом каждого и когда малейшая ошибка приводит к наказанию?
— Свобода воли — это искушение, — заявил Натан. — А вернее, испытание, которое должен пройти человек, желающий попасть в рай после смерти.
