Я не успел сообразить, для чего такие меры безопасности, буквально несколько часов назад все было куда проще, когда бойцы постарались распластаться по стенкам, чтобы пропустить в комнату еще двоих.
Их одежда больше всего была похожа на такую парадно-препарадную форму. На моей планете так одевают военных музыкантов. Получаются такие золотые солдатики — даже у рядового все, что можно, блестит, поставить строевого генерала в их строй — только обидеть.
Мужчина и мальчик во всем блестящем, с сотнями вышитых крыльев и стрел. Не актеры и не шуты, двое с тяжелыми взглядами людей, принимающих решения. И морщины. Было довольно жутко видеть морщины на детском лице. Хорошо, что мне не придется к этому привыкать.
Наверное, так двигаются только люди, которые давно вместе. Не синхронно, но в одной точной экономной манере мальчик и мужчина сели за стол. Положили руки перед собой — одинаково — ладони на ребро, параллельно одна другой.
Старший внимательно рассматривал меня. Ничего сверхъестественного, я по утрам сколько раз смотрелся в зеркало — ни разу не обнаружил ничего выдающегося. Вероятно, он смирился с увиденным и, наконец, заговорил:
— Господин Марк, вероятно, вы догадались, я член церкви Края.
— И как бы я мог об этом догадаться?
— По символам, которые нанесены на мою одежду.
— Вас спонсируют паромы Сантоса?
У меня тоже бывают неудачные дни. Иногда я даже думаю, что я не гений, и это довольно тягостная мысль.
— Марк, крылья и стрела — символы нашей церкви, им тысячи лет. Столько же, сколько и паромам. Церковь и паромы появились одновременно в День Творения, за сто двадцать восемь лет до первого конца Света.
— И логотип на таймерах тоже вашей церкви?
— Мы их производим. Капитан!
Гауп просто снял со стены моей комнаты таймер размером с чайное блюдце и вскрыл его своим ножом.
Есть такой термин — оконечное устройство. То есть вещь сама по себе не нужная и бесполезная. Полезная, только если есть еще что то. Как подкова без коня. Часы на Крае — не были классическими часами — у них не было механизма, у них вообще было мало чего, кроме антенны и электронного циферблата. Приемник точного времени. Удобная вещь — без движущихся деталей, экономная и долговечная штука.
— Понимаете, Марк, наша церковь отличается от многих. У нас есть не просто чудеса, а чудеса, в которые невозможно не верить. Каждые сто двадцать восемь лет происходит наше главное таинство, и усомниться в нем невозможно. Но есть еще два чуда. Это паромы и таймеры. Вы не сможете ни понять, ни даже вообразить, как они работают, они просто работают. Вы видите антенну, но вы не сможете поймать сигнал. Ученые Сантоса пробовали, прилетал еще кто-то. Не нашли ничего. Это чудо, Марк.
Человек в блестящей форме замолчал… Вероятно, это была улыбка, она всплыла на поверхность из глубин его морщинистого лица. Тихая и злая. Очень хотелось верить, что тот, кому он улыбается, — не я.
— Вы из тех, кто хочет понять, разложить по полочкам… Знаете, что происходит с человеком, когда он попадает в руки таких, как вы?
Я не успел ответить, мой ответ был никому не интересен.
— Он умирает, господин Марк. Сердце, мозг, желудок — отдельно — это все только куски плоти. Еще около шестидесяти часов я — тот человек, который может многое решить на этой планете. Я уже не помню, когда в последний раз меня называли моим настоящим именем, те, кто ко мне обращаются, уже больше тридцати лет называют меня Первым.
Если бы времени было немного больше, Марк, поверьте, мы бы с вами не разговаривали. Но в эти дни доводишь все дела до конца. Мы сейчас находимся в одном из убежищ, точнее над ним. В назначенный час здесь соберутся те, кто должны пережить катастрофу. Я, так же как и все мои предшественники Первые, приму катастрофу — там, в шаге от убежища. Он, — Первый кивнул на мальчика, — выйдет из убежища — Первым — уже после…
— Этим убежищам столько же лет…
— Именно так.
— И вы не строите новых?
— Марк, я не буду обсуждать с вами вопросы веры. Вам не повезло. Две недели назад погиб премьер-министр. По нашим законам его полномочия автоматически переходят вице-премьеру, который к этому времени уже был выслан на Сантос. Поверьте, настоящий премьер вас не позвал бы.
— И что вы предлагаете?
— Сейчас вы соберетесь и отправитесь в космопорт, дождетесь парома и отправитесь в долгое путешествие к себе на родину.
— А если я откажусь?
— Капитан Гауп вам поможет принять правильное решение. Вы спрашивали, как это происходит. Все очень просто. В назначенный час ангелы явят волю господа. И уцелеют только избранные. И жизнь, замершая по его воле, по его же воле возобновится. Для того чтобы узнать это, не надо было никуда лететь, наши тексты есть в ваших библиотеках.
* * *
То ли я привык, то ли это по случаю возвращения вертолет перестал так немилосердно трястись, но я как-то без болевых ощущений переносил полет. Я думал. Со мной такое случается. О паромах. Которые были на вид, на запах — как новые и никак не сочетались с Краем. И если уж эти самые паромы родом из одного мира, почему их обслуживает и деньги взимает Сантос?
Может быть, я поспешил лететь на Край?
— Спасибо, Марк.
Мне понадобилось время, чтобы сообразить, кто мог это сказать. По всему — капитан Гауп, только меня пришлось бы долго и вдумчиво пытать, чтобы я смог придумать, за что меня благодарят. На всякий случай я просто промолчал. Иногда это помогает.
— Благодаря вам, я еще раз увижусь с дочерью. Мы живем рядом с космодромом.
— А убежище? Там нет убежища? И вы еще можете успеть на паром…
Капитан Гауп разговаривал со мной, не поворачивая головы. Казалось, что в его жизни нет ничего интереснее пейзажа за окном. Я даже сам глянул. Пустыня — это такая вещь, которая довольно быстро приедается. Камень, камень и еще немного камня.
— Господин Марк, как вы думаете, что получается, если есть бесплатный паром, но всех желающих он вместить не может?
— Думаю, он перестает быть бесплатным.
— Не совсем так. Есть три списка. В первом — те, кто останутся в убежищах, во втором — те, кто получат места на пароме, в третьем — все остальные.
Мне захотелось, остро, до неприятного чувства в желудке, оказаться в космопорте уже. Уже купить билет и сидеть в пахнущем новой краской салоне. Я точно помнил, что меня не включали ни в какие списки.
— Не беспокойтесь, — капитан, вероятно, на досуге увлекался чтением мыслей, — места для инопланетников есть на каждом пароме. Даже если никого нет, они так и остаются свободными.
— А кто составляет списки?
— Вы только что общались с этим человеком.
У меня случались неудачи. Бывало, и с оплатой были проблемы, и с клиентом. Это странно, но решение я находил всегда. Один раз слишком поздно, но все же. На этот раз я мог только слушать капитана и пялиться на пустыню. Странную такую пустыню: камень, который то здесь, то там взрезали потоки воды, — и ни сантиметра зелени, ни тени от живности.
