Должно быть, немало времени потребовалось, чтобы разобрать по камешку остатки разрушенной Башни Фреллиноля, самой огромной и величественной из Белых Башен, выстроенных эльфами. Поистине гигантский труд — растащить такое количество камня, но это было сделано людьми.
Неведомо когда возникло предание о том, что сама Гунгилла, Мать сущего, явилась на развалины Башни Фреллиноля Безумного, чтобы оплакать любимейшего из сыновей. Будто бы Прекрасная провела ночь на руинах, скорбя по Фреллинолю, и уронила единственную слезу на Свирель Гангмара, проклятый инструмент, погубивший легкомысленного князя. Никто и никогда не слыхал, чтобы подобное предание бытовало у эльфов, может статься, что это позднейшие выдумки людей, не имеющие основания вовсе, либо основанные на событиях, весьма слабо связанных с Башней Фреллиноля… однако следует иметь в виду также, что Первый народ покинул те места с падением Белой Башни, а потому эльфам последующие события неведомы.
Ныне, спустя более века после разрушения столицы Фреллиноля, ходит предание о Слезе Гунгиллы, да и в монастыре Гунгиллиных сестер, возведенном на фундаменте Белой Башни, хранится некий артефакт, ограненный алмаз, формой весьма напоминающий слезу. Утверждают, что с тех пор, как Слеза упала на проклятую Свирель Гангмара, любовь и скорбь Гунгиллы, заключенные в алмаз, слились воедино с магией влечения, заключенной в Свирели — а стало быть, тот, кто владеет Слезой, сможет отыскать и Свирель, но путь его будет дорогой скорби…
Рука Моны опустилась на макушку колдуна и принялась перебирать спутанные пряди жестких волос. Петер смолк, боясь пошевелиться — ему было и неловко, и приятно, и… Шеи коснулось теплое дыхание… маг осторожно обернулся и поднял лицо… Губы встретились с приоткрытым ртом Моны. Петер поднялся навстречу и сам не понял, как его ладони обхватили хрупкие плечи, скользнули ниже… Теперь его тащила неведомая сила, мягко, но непреклонно зовущая, ведущая, мчащая…
Не размыкая объятий, они отступили от стола, сделали несколько шагов в темноту, дальше от книги, освещенной рыжим трепещущим огоньком свечи… Рубашка, увлекаемая пальцами Моны, сползла с Петеровых плеч, он смял ткань платья, подающуюся и сползающую с девушки под его руками. Главное — не размыкать губ, главное — не терять прикосновения — холодного, но обжигающего прикосновения… Петер не помнил себя, не хотел помнить, здесь не было его, только вместе, только вдвоем. Главное — не размыкать рук… Не разрывать объятий… Еще шаг, еще… в шуршании падающей одежды, в прерывистом дыхании… Петер и Мона опустились на кровать… Огонек свечи мигнул последний раз на столе и погас. Главное — не отпускать ее. Ни на миг.
Глава 42
Разбудил Петера солнечный луч, прямо в глаза. Колдун с улыбкой зажмурился и отвернулся, протянул руку, ощупывая кровать рядом с собой. Ничего… Ничего? Петер рывком сел и огляделся — он был один, в доме тихо. Мона снова пропала.
Маг соскочил с кровати, прошлепал на кухню, вернулся в комнату и снова сел на кровать, обхватив ладонями голову. Ушла! Мона приходит и исчезает, а он не властен над ее появлениями в доме. Что же делать? Ждать, пока она возвратится? Ведь не сможет же Мона покинуть его вот так — без прощания, без объяснений… Или идти искать? Но куда? Что Петер вообще знает о девушке? Чем занимается? Где живет? Похоже, она чужая в этом городе…
Ночью им было так хорошо вместе, ночью они были счастливы… Он, Петер, точно был счастлив — а она? Может, что-то случилось не так? И Петер допустил какой-то промах? Никогда еще колдуну не случалось оказаться в подобной растерянности. Что делать? Что делать?..
Петер медленно оделся… здесь хорошо с Моной, а оставаться одному в этом доме не хотелось. Маг вышел во двор — в соседнем окошке старина Керт покачал головой и скрылся, когда Петер обернулся в его сторону… Чародей побрел по улице, погруженный в мечты и воспоминания, не думая, куда несут ноги. А ноги принесли к тому самому кабаку, где они со Свеном недавно видели старика, похожего на колдуна Герта. Продолжая думать о Моне, Петер не очень-то замечал, что происходит вокруг. Все плыло перед глазами, как в тумане: усатый хозяин, приставив к стене лестницу, прибивает вывеску; по улице, громко хохоча, шагают двое крупных молодцов в довольно дорогих кафтанах, то ли приказчики, то ли наемные солдаты; из кабака вышел старик в черных лохмотьях… На нем Петер невольно задержал взгляд. Да, тот самый оборванец, якобы похожий на Герта. Сегодня старик тоже был навеселе — брел расхлябанной походкой, размахивал руками и не глядел по сторонам. Один из шедших мимо молодцов небрежно отпихнул его с дороги, так что тот едва не потерял равновесия. Второй парень еще громче захохотал, глядя на смешные прыжки споткнувшегося старичка. Петеру показалось, что незнакомец сейчас упадет… Но пожилой пьянчуга устоял. Он остановился и проводил обидчиков долгим взглядом, а потом… Петер поразился — убогий старик слегка хлопнул в ладоши и пошевелил губами. Произнесенные им слова оказались заклинанием — ноги парня, который толкнул пьяного, вдруг запнулись, он покачнулся, взмахнул руками и нечаянно заехал приятелю по уху. Тот рявкнул ругательство и крепко пихнул спутника в грудь, первый возмутился, парни ухватили друг дружку за грудки и принялись, топчась на месте, ругаться во все горло. Старый колдун злорадно ухмыльнулся и шмыгнул за угол. Петер хотел догнать его, расспросить — не тот ли он Герт, что участвовал в поимке Марольда Черного и знает связанные с ним секреты… но, пока юный маг протиснулся мимо возмущенных парней, которые неожиданно разошлись не на шутку, старик успел исчезнуть…
Свернув вслед за незнакомцем за угол, Петер огляделся — подвыпившего чародея было не видать. Вероятно, о нем можно разузнать в заведении, откуда старик только что вышел? Молодой маг возвратился к кабаку, с минуту любовался новой вывеской — аляповато намалеванная кружка с внушительной пенной шапкой и подпись: «За кружкой». Очень, Гангмар возьми, оригинально. Петер пожал плечами и прошел внутрь.
В трактире в столь ранний час было малолюдно, только два бедно одетых пожилых горожанина грустили над небольшим кувшином неподалеку от стойки. Женщина — должно быть, жена усатого — стояла рядом с ними, рассеянно возила тряпкой по соседнему столу и кивала, слушая монотонные жалобы одного из клиентов, тот клял неурожай, совпавший с новым налогом, введенным его светлостью, то есть теперь уже его императорским величеством. Война за престол стоит немало, а оплачивает — кто? Верно, оплачивает все тот же труженик. Снаружи доносились размеренные удары — кабатчик приколачивал вывеску.
Хозяйка, должно быть, почуяла в Петере более платежеспособного клиента и, угодливо улыбаясь, поспешила возвратиться за стойку.
— Чего желаете, мой господин? Пивка с утра, должно быть? — Тетка подмигнула. — Должно быть, бурная ночка выдалась, а?
«Ну и вид у меня, должно быть, — подумал Петер, — полночи старинный текст разбирал, а полночи… м-да…» Вслух же колдун сказал:
— Поесть, пожалуй. Яичницу…
— С сальцем? Лучком? — подхватила хозяйка. — И стаканчик вина для аппетита?
Хорошо хоть пива не предлагает больше… А почему бы и нет?
