— Наверное, ты права, — согласился Тэнго.
— Что бы ни произошло, смерть человека — всегда событие страшное. С каждой новой смертью в этом мире разверзается очередная дыра. К этим дырам нужно относиться с уважением, или они никогда не затянутся.
Тэнго кивнул.
— Оставлять дыры распахнутыми нельзя, — добавила Куми Адати. — Иначе туда может кто-нибудь выпасть…
— Но бывает, что человек, умерев, уносит с собою тайну, — сказал Тэнго. — И когда дыра затягивается, тайна остается неразгаданной.
— Думаю, так и нужно.
— Почему?
— Раз умерший забрал свою тайну с собой, значит, и не стоило ее разгадывать.
— Почему не стоило?
Куми Адати отпустила руку Тэнго и посмотрела ему в глаза.
— Видимо, на все сто процентов ее мог разгадать только сам покойный. То, что невозможно передать другому, как ни пытайся. То, что ты должен до самой смерти носить с собой как самое ценное.
Ничего не ответив, Тэнго уставился на лужицу света под ногами. Гладкий линолеум отбрасывал яркие солнечные блики. На самом краю этой лужицы стояли потертые мокасины Тэнго и простенькие лодочки Куми Адати. И те, и другие были можно было потрогать рукой, но почему-то они казались далекими, точно исполинские объекты за несколько километров отсюда.
— Вот и у тебя в душе есть то, что ты никому не можешь толком объяснить. Правда?
— Да, наверное, — сказал Тэнго.
Ничего не говоря, Куми Адати скрестила ноги в черных чулках.
— Ты как-то сказала, что однажды уже умерла, — напомнил Тэнго.
— Да. Один раз я уже умерла. И с давних пор вижу сон об этом. Очень реалистичный, всегда один и тот же. Такой, что никаких сомнений не остается.
— Это что-то вроде реинкарнации?
— Реинкарнация?
— Ну, перерождение. Сансара.
Куми Адати задумалась.
— Как сказать… Может быть. А может, и нет.
— И что, тебя вот так же сожгли после смерти?
Куми Адати покачала головой:
— Таких деталей не помню. Это ведь уже после смерти. А я помню лишь то, что уже умирала. Меня кто-то душил. Тот, кого я никогда не встречала.
— Ты помнишь его лицо?
— Да, конечно. Он постоянно приходит ко мне во сне. Встречу на улице — узнаю с первого взгляда.
Она почесала кончик носа. Так, словно захотела проверить, есть ли у нее вообще нос.
— Вот я и думала, уже много раз… Что я сделаю, если встречу его на улице? Убегу со всех ног? Или выслежу его до самого логова? Так и не узнаю, пока это не случится…
— Ну, выследишь. А дальше что?
— Не знаю. Но, возможно, этот человек хранит обо мне какую-то важную тайну. И если мне повезет, откроет ее передо мной.
— Какую тайну? О чем?
— Например, о том, почему я здесь.
— Но вдруг он снова тебя убьет?
— Возможно. — Куми Адати едва заметно поджала губы. — Опасность, конечно, есть. Я это хорошо понимаю. Лучше, наверное, было просто убежать от него на край света к чертовой матери. Но тайна, которую он наверняка хранит, меня ужасно притягивает. Знаешь поговорку — на любой черный ход любопытная кошка найдется…
Кремация завершилась, и Тэнго с Куми Адати собрали палочками в погребальную урну обугленные, иссушенные плазмой кости отца. Урну вручили Тэнго. Что с ней делать дальше, он понятия не имел. Не оставлять же ее. В обнимку с фарфоровой урной, не соображая, где он и что с ним, Тэнго забрался с Куми Адати в такси и поехал на станцию.
— Оставшиеся мелкие формальности я закончу сама, — сказала Куми Адати в машине. И, поколебавшись, добавила: — Может, поставим урну в склеп?
— А что… Можно? — удивился Тэнго.
— Почему же нет? — пожала плечами Куми Адати. — Случается ведь, что к умершим старикам никто уже не приезжает.
— Ты бы меня очень выручила, — сказал Тэнго. Хотя и ощутив укол совести, он с облегчением передал урну Куми Адати. Больше я с этим прахом не встречусь, подумал он. Дальше останется только память. Да и та когда-нибудь растворится бесследно.
— Я местная, все улажу как нужно. А тебе, Тэнго, лучше поскорей возвращаться в Токио. Конечно, мы все тебя любим, только здесь тебе оставаться нельзя.
Прочь из Кошачьего города, подумал Тэнго.
— Спасибо тебе за все, — сказал он еще раз.
— Послушай, можно тебя кое от чего предостеречь? Или тебе сейчас не до этого?
— Давай, конечно.
— Возможно, твой отец и в самом деле унес на тот свет какую-то тайну. И поэтому ты, похоже, такой растерянный. Это я понимаю. Но тебе не стоит подглядывать, что там, за дверью черного хода. Это удел кошек — вот пускай они этим и занимаются. Если этим займешься ты, никуда не придешь и ничего не достигнешь. Лучше думать о том, что у тебя впереди.
— И тогда дыра затянется? — пробормотал Тэнго.
— Именно так, — подтвердила Куми Адати. — Вот и мой филин о том же. Помнишь его?
— Еще бы.
Филин — Хранитель Леса, он очень мудр и передает нам Знание, Как Выжить В Ночи.
— Как он там? Все еще гугукает?
— Филин никуда не улетает, — кивнула медсестра. — Он всегда рядом.
Куми Адати проводила его до самого поезда на Татэяму Как будто хотела своими глазами убедиться в том, что он уезжает отсюда. И на платформе махала рукой, пока не скрылась из виду.
Домой в Коэндзи он вернулся во вторник, в семь вечера. Зажег свет, сел в кухне на стул и огляделся. Квартира была в том же виде, какой он ее оставил вчера на рассвете. Шторы плотно задернуты, на столе стопка листов — распечатанная рукопись. В карандашнице — шесть аккуратно заточенных карандашей. Чисто вымытая посуда в сушке над раковиной. Часы на стене молча выстругивают секунду за секундой, календарь объявляет об окончании последнего месяца года. Тишина в доме глубже, чем обычно. Пожалуй, даже чересчур глубокая. Так и слышится в этой тишине какое-то излишество. Или ему просто кажется — оттого, что он только что проводил человека на тот свет, и дыра от этой смерти пока не затянулась?
Он выпил стакан воды, принял горячий душ. Тщательно вымыл голову, вычистил уши, постриг ногти. Натянул свежие трусы и майку. Столько лишних запахов хочется отогнать от себя. Запахов Кошачьего города… Конечно, мы все тебя любим, только здесь тебе оставаться нельзя, — сказала Куми Адати.
Аппетита не было, работать не хотелось, книги читать не тянуло. Музыка сейчас не помогла бы. Тело разваливалось от усталости, но нервы, как ни странно, возбуждены. Так, что заснуть не выйдет, как ни ворочайся. Слишком фальшивая, искусственная тишина затапливала собой все вокруг.
