Насмотревшись на парк, Аомамэ возвращается в комнату. Задвигает стеклянную дверь, задергивает шторы. Детские голоса стихают. Ей становится грустно: она отрезана от всего мира и заперта на ключ изнутри. Днем наблюдать за парком не стоит, понимает она. Днем Тэнго не придет. Ему нужны две яркие луны в вечернем небе.
Она съедает нехитрый ужин, моет посуду, тепло одевается и опять выходит на балкон. Укутывает пледом колени, устраивается поудобнее в кресле. На улице ни ветерка. Небо устилают тонкие перистые облака — из тех, что так любят рисовать художники-акварелисты: каждое облачко — словно мазок виртуозной кисти. Глядя сквозь них, большая луна в третьей фазе освещает землю призрачным ясным сиянием. Вторая луна, поменьше, в этот час не видна — прячется за темными крышами зданий. Но Аомамэ знает, что та существует. Просто заметна не всегда и не отовсюду. Но Аомамэ чует нутром: она здесь. И скоро непременно появится снова.
Обитая в этой квартире, Аомамэ наловчилась, если требуется, изгонять из сознания какие бы то ни было мысли. Так, наблюдая с балкона за парком, она умудряется полностью опустошать свою голову. Она смотрит на парк. И особенно пристально — на перильца горки. Но при этом не думает ни о чем. То есть какую-то работу сознание, конечно же, совершает. Но чаще всего оно словно скрыто под толщей темной воды. Что происходит там, в глубине, ей не ведомо, хотя время от времени сознание всплывает на поверхность. Как всплывают из пучины морские черепахи или дельфины, чтобы дышать. И тогда Аомамэ вдруг понимает, о чем же она только что размышляла. Но сознание, глотнув свежего воздуху, вновь уходит на глубину, и Аомамэ опять не думает ни о чем. Она — просто устройство для слежения за детской горкой, укутанное в мягкий плед.
Она смотрит на парк. Без единой мысли в голове. Конечно, как только в ее поле зрения появится что-нибудь новое, сознание немедленно среагирует. Но пока не происходит ничего. Ветра нет. Темные ветви дзельквы, похожие на медицинские зонды, недвижно застыли в воздухе. Аомамэ опускает взгляд к часам на руке. Еле-еле девятый час. Похоже, так он и завершится, этот воскресный день — тихим вечером без происшествий!
Когда мир снова сдвинулся с места, на часах было 20:23.
Внезапно она замечает на вершине горки мужчину. Тот сидит, опираясь спиной о перильца, и смотрит в небо. Сердце Аомамэ сжимается до размеров детского кулачка. Так надолго, что, кажется, уже никогда не двинется вновь. Но вот наконец оно дергается и продолжает работу. В голове что-то щелкает, по всему телу разбегается свежая кровь. Сознание Аомамэ спешно выплывает на поверхность и, встрепенувшись, переключается в активный режим.
Тэнго! — решает она машинально.
Но как только ее затуманенный взгляд обретает резкость, она понимает: нет, не Тэнго. Судя по росту, это какой-то ребенок — в вязаной шапочке, обтягивающей огромную, неестественно угловатую голову. Одет в темно-синее полупальто, на шее — зеленый шарф. Причем шарф слишком длинный, а полупальто мешковатое и растянутое — так и кажется, вот-вот оторвутся пуговицы. И тут Аомамэ осеняет: да это же тот самый «парнишка», которого она вчера приметила на выходе из парка! Только никакой это не парнишка. Это взрослый мужчина средних лет. Низкорослый, приземистый. С действительно странным — приплюснутым — черепом.
Тут же она вспоминает, что рассказывал Тамару по телефону. Некий Головастик ошивался вокруг «Плакучей виллы» и разнюхивал подробности о женском приюте в Адзабу… Черт. Пожалуй, описание сходится. Значит, уродец продолжил поиски — и в итоге добрался досюда? Нужно бы принести пистолет. И почему она сегодня оставила его в спальне? Аомамэ глубоко вздыхает, восстанавливает пульс, берет себя в руки. Да нет. Слава богу, за оружие хвататься еще не время.
Прежде всего, этот тип вовсе не следит за ее жилищем. Он просто сидит на детской горке, смотрит в небо — абсолютно туда же, куда глядел Тэнго, — и, похоже, размышляет над тем, что видит. Даже не шелохнется. Так, словно забыл, что умеет двигаться. К ее балкону и головы не повернет. Как это понимать? Что это может значить? Он пришел сюда за мной. Наверняка работает на секту. Никаких сомнений — опытный шпик, доводящий любую слежку до конца. Отследил меня аж от самого Адзабу. А теперь сидит и глазеет в вечернее небо, даже не опасаясь, что я его раскушу.
Аомамэ быстро встает, отодвигает стеклянную дверь, входит в комнату, снимает телефонную трубку, чтобы звонить Тамару. Нужно сообщить об этом немедленно. Головастик уже под моим балконом. На детской горке, прямо перед глазами. Дальше пускай Тамару сам решает, как правильно действовать. Но, набрав первые четыре цифры, палец ее зависает, и она закусывает губу.
Еще рано, решает она. Чертов Головастик вызывает слишком много вопросов. И если Тамару устранит его как «опасный фактор», вопросы эти не получат ответов. Почему он ведет себя так же, как Тэнго? Почему сидит на горке в той же позе и смотрит в ту же точку на небе? Словно копирует Тэнго до мелочей. Вероятно, тоже разглядывает две луны. А это значит, он как-то связан с Тэнго. Или он пока не знает, что я прячусь в этой квартире? Потому и сидит вот так, подпирая перильца горки — спиной ко мне, даже не пытаясь укрыться от моего взгляда? Чем дольше она думала, тем сильнее склонялась к такому выводу. Так, может, если за ним проследить, он выведет меня на Тэнго? Может, пускай он, а не я, послужит поводырем? От этой мысли сердце ее начинает биться быстрее и отчетливей. И пальцы сами кладут телефонную трубку на место.
Нет, решает она. Позвоню-ка я Тамару попозже. А до этого сделаю кое-что сама. Конечно, это опасно. Все-таки я собираюсь преследовать собственного преследователя. А противник, скорее всего, опытный профессионал. Но это вовсе не значит, что такой шанс можно упустить. Ведь, возможно, для меня он — последний. А этот человек, похоже, пускай на время, но впал в растерянность.
Она забегает в спальню, выдвигает ящик комода, достает «хеклер-унд-кох». Снимает с предохранителя, со звонким щелчком досылает патрон в патронник, снова ставит на предохранитель. Засовывает пистолет сзади за пояс джинсов, возвращается на балкон. Головастик сидит в той же позе на том же месте, как заколдованный. Даже башки не повернет. Что ж, его можно понять. Картина и правда завораживает.
Аомамэ возвращается в комнату, надевает пуховик и бейсбольную кепку. Нацепляет на нос очки — черную оправу с простыми стеклами. Уже этого хватает, чтобы внешне она преобразилась. Заматывает шею шарфом, сует в карман бумажник и ключи от квартиры. Сбегает по лестнице, выходит во двор. Резина кроссовок гасит любой звук шагов по асфальту. Давненько Аомамэ не ощущала твердой земли под ногами.
Приблизившись к парку, она убеждается, что Головастик пока на месте. Ближе к закату похолодало, но ветра по-прежнему нет. Приятная такая прохлада. Дыша полной грудью, Аомамэ без единого звука движется мимо входа в парк. Головастик не обращает на нее никакого внимания. Все так же сидит на горке и смотрит вверх. Скорее всего — на обе луны в холодном безоблачном небе.
Она сворачивает направо, обходит парк по периметру и возвращается. А затем прячется в тени здания и наблюдает за горкой. Ощущая поясницей пистолет — твердый и холодный, как сама Смерть. Очень успокаивает нервы.
