Боль в груди от ее взгляда не проходила. И возможно, уже не пройдет никогда. А может, эта боль давно уже обитает во мне, просто я до сих пор ее не замечал?
На следующее утро Усикава позавтракал сырными крекерами, запил растворимым кофе, — и, немного ожив, опять пристроился за фотокамерой. Как и прежде, понаблюдал за выходящими из подъезда, сделал несколько снимков. Ни Тэнго, ни Фукаэри на этих фотографиях не было. Только сутулые люди, по инерции вступающие в новый день. Белый пар, слетавший с их губ, тут же уносило куда-то ветром.
Не стоит накручивать лишнего, рассуждал Усикава. Пускай моя кожа грубеет, сердце черствеет, а дни проходят бесследно один за другим. Я всего лишь машина. Умная, выносливая и бесстрастная. Одним отверстием эта машина всасывает новое время, перерабатывает его в старое, а потом изрыгает из другого отверстия. Смысл ее существования — в том, чтобы существовать. И, повторяя цикл за циклом, поддерживать вечное движение — процесс, которому однажды все же придет конец… Собрав волю в кулак и блокировав чувства, Усикава постарался выкинуть из головы навязчивый образ Фукаэри. Боль, разбуженная взглядом этой девчонки, постепенно утихла и лишь иногда напоминала о себе легким покалыванием в груди. Вот и хорошо, подумал Усикава. Лучшего и не требуется. Все-таки я — простая система, пускай и состою из сложных элементов.
Не дожидаясь полудня, Усикава сходил в магазин бытовых приборов и купил небольшой электрический обогреватель. Потом зашел в уже знакомую лапшевню и, читая газету, съел все той же горячей собы с тэмпурой. Вернувшись к дому, задержался у подъезда и посмотрел на верхушку столба, от которой вчера не могла оторвать взгляда Фукаэри. Но не увидел там ничего примечательного. Только змеиные сплетения черных проводов да трансформаторный ящик. Что же она так упорно разглядывала? Или — чего искала?
Зайдя в квартиру, он подключил обогреватель. Спираль тут же загорелась оранжевым, и ладони обволокло долгожданным теплом. Комнату, само собой, как следует не обогреешь, но все лучше, чем ничего. Не вставая с пола, Усикава прислонился спиной к стене, сложил руки на животе и, чуть согревшись, ненадолго заснул. Без каких-либо сновидений; просто улетел в пустоту.
От глубокого мирного сна его разбудил громкий стук в дверь. Мгновенно проснувшись, Усикава не сразу понял, где он. Но, увидав перед собою «Минолту» с телеобъективом на штативе, сообразил, что лежит он в съемной квартирке на краю квартала Коэндзи. И кто-то со всей силы колотит в дверь кулаком. Зачем кулаком? — удивился он, собираясь с мыслями. Есть ведь звонок. Нажал кнопку — и дело в шляпе. Все же так просто. Или этот кто-то барабанит в дверь специально? Поморщившись, он взглянул на часы. Без четверти два… Пополудни, ясное дело, раз за окном светло.
Отзываться на стук он, конечно, не стал. О том, что он здесь, никому не известно. Никто не договаривался с ним о визите. Может, это рекламный агент или распространитель газет? Так или иначе, Усикава ему нужен больше, чем он Усикаве. Упираясь лопатками в стену, Усикава сверлил глазами входную дверь и молчал. Когда незваному визитеру надоест отбивать кулаки, тот плюнет и уйдет восвояси.
Но тот не уходил. Выждал немного — и снова заколотил в дверь. Да так и зарядил: десять-пятнадцать секунд стучит, потом отдыхает — и барабанит снова. Упорно, назойливо, механически-однообразно. Явно требуя какой-либо реакции на происходящее. Почему Усикава и забеспокоился. А может, за дверью — Эрико Фукада? Пришла закатить ему скандал за то, что он тайком ее фотографировал? От одной мысли об этом сердце забилось сильнее. Он облизал пересохшие губы. Но стучать так может только взрослый мужчина с крепкими кулаками. Девичья рука на такое не способна, это факт.
А может, Эрико Фукада сообщила о нем кому-нибудь еще? И за дверью риелтор или полицейский? Если так, хлопот, конечно, не оберешься. Но, с другой стороны, у риелтора должен быть дубликат ключа, а полицейский сразу бы представился. Да и ни тот, ни другой не стали бы колотить в дверь, когда есть звонок.
— Господин Кодзу! — произнес мужской голос. — Господин Кодзу!
Люди с такой фамилией снимали эту квартиру до него, вспомнил Усикава. Табличку с иероглифами «Кодзу» он специально не стал снимать с почтового ящика; так безопаснее. Вот и этот незваный гость убежден, что здесь все еще обитает господин Кодзу.
— Господин Кодзу! — не унимался тот. — Я знаю, что вы дома. Сидеть взаперти, затаив дыханье, очень вредно для здоровья!
Голос мужчины лет за сорок. Не очень громкий, с хрипотцой. Однако в нем слышалась какая-то необычная твердость. Качественная твердость как следует обожженного и на совесть просушенного кирпича. Из-за нее голос разносился по всему дому.
— Господин Кодзу, я из корпорации «Эн-эйч-кей». Пришел к вам собрать ежемесячную абонентскую плату. Не угодно ли открыть дверь?
Разумеется, платить за «Эн-эйч-кей» Усикава не собирался. Проще всего было бы впустить его в квартиру и показать, что здесь даже телевизора нет. Но абсолютно пустая квартира, в которой средь бела дня прячется такой нелепый на вид субъект, как Усикава, вызовет подозрение у кого угодно.
— Господин Кодзу, — продолжал голос за дверью. — Все владельцы телевизоров должны платить абонентскую плату. Таков закон. Конечно, многие говорят: «Я не смотрю „Эн-эйч-кей“, поэтому платить не буду». Но подобная логика несостоятельна. Если у вас есть телевизор, надо платить — неважно, смотрите вы его или нет.
Обычный сборщик взносов из «Эн-эйч-кей», с облегчением подумал Усикава. Пускай себе мелет, что ему вздумается. Если не обращать на него внимания, сам уйдет. Но с чего это он так уверен, что в квартире кто-то есть? Усикава вернулся сюда час назад и с тех пор наружу не выходил. Не шумел, штор не открывал…
— Господин Кодзу, я твердо знаю, что вы дома, — будто прочел его мысли человек за дверью. — Наверно, вы удивляетесь, откуда. Но я знаю все, можете не сомневаться. Просто вы не хотите платить, потому и затаились, как мышка. Вы же у меня как на ладони!
И он снова забарабанил в дверь. И стучал очень долго, лишь иногда выдерживая короткие паузы; так трубач духового оркестра набирает в грудь воздуху, прежде чем снова заиграть в том же ритме.
— Господин Кодзу, я все понял. Вы решили сделать вид, что ничего не знаете. Ладно. Сегодня я уйду. У меня еще много работы в других местах. Но я еще вернусь. Говорю вам чистую правду. Если сказал, что приду, значит, приду обязательно. Смею вас уверить: я не совсем обычный сборщик взносов за «Эн-эйч-кей». Пока не получу то, что должен, не успокоюсь. Потому что таков закон. Неизбежный, как фазы луны в небесах. Неотвратимый, как смерть любого человека. Вот и вам от него не отвертеться.
Сказав так, он надолго умолк. Но едва Усикава решил, что непрошеный гость ушел, тот заговорил снова:
— В ближайшее время я снова приду, господин Кодзу. Ждите меня с нетерпением. Я постучусь неожиданно. Услышите «тук-тук» — знайте: это я.
Больше он не стучал. Прислушавшись, Усикава вроде бы различил, как удаляются чьи-то шаги. Он быстро переполз к фотоаппарату и стал наблюдать за крыльцом через щель между шторами. По идее, сборщик взносов должен скоро закончить свой обход и выйди на улицу. Нужно проверить, что это за тип. Если действительно служащий «Эн-эйч-кей», на нем должна быть служебная форма. А если нет? Может, кто-то притворяется сборщиком взносов, только чтобы Усикава открыл ему? В любом случае, это должен быть человек, которого он еще здесь не видел. Сжимая пульт в правой руке, Усикава ждал, когда из подъезда выйдет кто-нибудь незнакомый, чтобы тут же нажать на кнопку.
