Правым локтем, как рычагом, Аомамэ надавила на бедро старушки еще сильнее. Раздался пронзительный хруст, и суставы переместились куда нужно. Хозяйка перестала дышать, но не издала ни стона.
— Ну вот! — сказала Аомамэ. — Теперь будет легче.
Хозяйка перевела дух. Лоб ее покрылся испариной.
— Спасибо, — тихо сказала она.
Старческие мышцы размяты. Через все страданья и боль. Но все-таки оставались участки, где боли уже не ощущалось, как над ними ни колдуй. Это знала Аомамэ, и это знала сама хозяйка. Поэтому весь этот час они провели без слов. Соната для блок-флейты закончилась, компакт-диск остановился. Кроме птичьего пенья в саду, на свете осталось ни звука.
— Все тело такое легкое, — произнесла наконец хозяйка, уткнувшись в кушетку. Банное полотенце, сложенное рядом, набухло от пота, хоть выжимай.
— Ну слава богу, — отозвалась Аомамэ.
— Спасибо, что ты рядом, — продолжала хозяйка. — Если исчезнешь, будет совсем невмоготу.
— Не волнуйтесь. В ближайшее время я никуда исчезать не собираюсь.
Хозяйка помолчала, словно подыскивая слова. А затем спросила:
— Извини за личный вопрос. У тебя есть любимый человек?
— Самый любимый есть, — ответила Аомамэ.
— Вот это хорошо.
— Только я для него, к сожалению, не настолько важна.
— Может, странный вопрос, но… почему ты для него не настолько важна? Насколько я вижу, ты очень привлекательная девушка.
— Просто потому, что он не знает о моем существовании.
Хозяйка помолчала, раздумывая над услышанным.
— Значит, ты не хочешь, чтобы он узнал?
— Прямо сейчас — нет, — ответила Аомамэ.
— Ты почему-то не можешь к нему приблизиться?
— Причины есть. Но главное — я пока сама не хочу.
Хозяйка с интересом посмотрела на Аомамэ.
— Встречала я странных людей. Считай, ты одна из них.
Аомамэ поджала губы.
— Ничего особенно странного во мне нет. Просто я стараюсь жить так, как чувствую.
— И никогда не менять однажды установленных правил?
— Да.
— То есть ты — упертая и сердитая?
— В каком-то смысле, возможно.
— И только вчера, похоже, немного ослабила вожжи, я правильно понимаю?
Аомамэ покраснела.
— Что, так заметно?
— Ощущаю кожей. Улавливаю по запаху. Дух мужчины сразу не выветривается. А с годами его начинаешь чувствовать моментально.
Аомамэ нахмурилась.
— Иногда без этого никак. Я, конечно, понимаю, что хвалиться тут особо нечем…
Хозяйка протянула руку, положила ее на ладонь Аомамэ.
— Разумеется. Иногда без этого действительно никуда. Не о чем тут говорить, и корить себя не за что. Но все-таки, мне кажется, ты могла бы добиться счастья гораздо проще. Полюбить обычного человека и дожить с ним до банального хеппи-энда.
— Я бы и сама так хотела. Но ведь это непросто.
— Почему?
Аомамэ ничего не ответила. Не так-то легко все это объяснить.
— Если понадобится совет, обращайся, — сказала хозяйка, вытирая лицо полотенцем. — По любым вопросам, включая личные. Чем смогу — помогу.
— Большое спасибо, — сказала Аомамэ.
— Иногда отпустить вожжи — еще не значит расслабиться, верно?
— Святые слова.
— Ты не совершила поступков, из-за которых теряют себя, — сказала хозяйка. — Это ты понимаешь?
— Понимаю, — кивнула Аомамэ.
И правда, это она понимала. Что бы вчера ни случилось, себя она не теряла. Но какая-то неуверенность оставалась. Точно винный ободок на донышке выпитого бокала.
Аомамэ вспоминает свою жизнь до и после смерти Тамаки. От мысли, что им уже никогда не встретиться, ее просто разрывает на куски. Никого ближе она не встречала с рождения. С Тамаки можно было говорить, ничего не боясь, даже о самом тайном или запретном. Ни до их встречи, ни после гибели подруги Аомамэ никогда и ни с кем не испытывала столь безграничной внутренней свободы. Тамаки была незаменима. Что и говорить, без нее жизнь Аомамэ оказалась бы куда скучней и никчемнее.
Они были ровесницами и играли в одной вузовской команде по софтболу. В старших классах Аомамэ всерьез увлеклась этой игрой. Хотя начинала без особого энтузиазма — ее просто позвали, потому что в команде не хватало игроков; но уже очень быстро втянулась, да так, что какое-то время просто жить без софтбола не могла. Словно человек, которого сносит тайфуном, вдруг цепляется за случайно подвернувшийся столб — так она ухватилась за этот вид спорта, необходимый для выживания. А кроме того, пусть даже Аомамэ сама и не подозревала об этом, в ней крылся настоящий спортивный талант. И в средних, и в старших классах школы она побеждала на любых соревнованиях. И это, собственно, дарило ей хоть какую-то веру в себя (хотя и не настоящую уверенность в жизни, но что-то вроде). Выступая в команде, Аомамэ наконец-то ощущала, что ее роль в этом мире не так уж ничтожно мала. Играть эту роль — как можно лучше! — доставляло ей настоящую радость. Я все-таки нужна кому-то на этом свете.
Аомамэ была четвертым аутфилдером и в буквальном смысле — королевой внешнего поля. Тамаки была игроком второй базы, а заодно и капитаном команды. Невысокая, с отличной реакцией и смекалкой настоящего стратега. Любую сложнейшую ситуацию на поле она считывала почти мгновенно. Как только питчер отбивал подачу, ноги сами несли ее за мячом куда нужно. Такого таланта у обычных людей почти не встретишь. Сколько мячей она спасла благодаря своему чутью, просто не сосчитать. И хотя на длинные дистанции лучше бегала Аомамэ, Тамаки безупречно реагировала на мяч и носилась с потрясающей скоростью. А уж лидером Тамаки была просто от бога. Без колебаний в любой момент сплачивала команду, разрабатывала очередную стратегию и отдавала приказы коротко и точно — так, что никаких вопросов не оставалось. Играть под ее началом было нелегко, но все признавали в ней отличного капитана. Их команда играла все сильнее, в итоге вышла в отборочный тур токийского чемпионата и попала в высшую лигу. А Тамаки и Аомамэ даже попали в список игроков намечавшейся сборной регионов Канто и Кансай.
Таланты друг друга девочки признали сразу и сблизились моментально. Выезжая на соревнования в другие города, они проводили вдвоем все свободное время. Не утаивая друг от друга вообще ничего. Аомамэ рассказала подруге даже о том, как в пятом классе школы собрала волю в кулак и ушла из родительского дома к своему дяде. Его семья, уяснив суть конфликта, приняла ее очень тепло. Но все-таки то был чужой дом. Она осталась совсем одна, без внимания и любви, без каких-либо ориентиров и без малейшей опоры в жизни.
