Костя с огромным трудом опустил гранитные веки и понял, что поднять их теперь сможет только с посторонней помощью.
– Принято, – сказал круглый мучитель. – Лимит желаний исчерпан.
Оживший Костя подвигал руками-ногами, сел на бревна и вдруг заплакал. Ведь он был еще маленький, хоть и не совсем…
Этот Глобальный оказался обманщиком, как все взрослые. Пусть катится, гад такой!
Никогда еще Костя не чувствовал себя таким одиноким и глупеньким. Надо же, додумался – в богатыри захотел! С пращуром сравняться пожелал! Лучше бы заказал горный велосипед с рамой из титана, чтобы не сломалась никогда… И еще разревелся – вот стыд-то! Ладно, хоть никто не видит…
Он вытер слезки могучими кулачками и огляделся на всякий случай.
Глобальный никуда не укатился. Маленький обманщик все еще сидел на телеге, свесив крошечные ножки, и о чем-то толковал с Кузьмой-Демьяном, который присел рядом. Потом свалился с телеги и подкатился к бревнам.
– Так ты Жихарев?
– Ну, – только и молвил Костя.
– Так что же ты сразу не сказал, что потомок? Хотя… Ну да! Все сходится! И каменная баба была в честь него поставлена в юбилейном незапамятном году! То ли скифы ее воздвигли, то ли байкеры… Да! Геройствовал твой пращур под моим началом, водил я его в сражения, наставлял в трудных испытаниях, немало своего личного ума ему вложил… Словом, путеводил его по рельефу жизни… Даже на Луне пришлось нам побывать! Изрядный был богатырь, хоть и не без недостатков… Роковых и пагубных…
– А… как его звали? – спросил Костя.
– Ты что – не знаешь? – Глобальный вытаращил глазенки.
– Ну… Батя говорит: имя его неизвестно, судьба загадочна, деяния непоправимы…
– Батя говорит почти правильно, – согласился Глобальный. – И судьба загадочна, и деяния непоправимы – вот ты, например, на свет появился в конечном счете… Но уж насчет имени-то могли бы и догадаться! Если ты – Жихарев потомок, то как предка зовут?
– Иван Егорович, – уверенно сказал Костя.
Глобальный схватился за себя, поскольку он весь был голова:
– Думай лучше! Предок не в смысле отец, а в смысле пращур! Дальний-предальний!
Костя наконец догадался и сказал:
– Таких имен не бывает, чтобы Жихарь!
– А чтобы Добрыня или Вольга, бывает? Это такое же древнее и славное имя. Про наши с ним деяния даже знаменитая книга написана. Правда, за долгие века ее текст был сильно искажен. Половцев каких-то приплели, княгинь рыдающих, князей плененных… И вот, в память воспитанника и наперстника своего Жихаря-Многоборца, я решил принять в тебе участие…
Костя недоуменно уставился на круглое диво.
– То есть крышевать тебя буду, невежда! – рявкнул Глобальный. – Вижу ведь, что без моей помощи ты по жизни пропадешь! Рассказывай, что там у тебя, пока бабка не пришла!
Костя всхлипнул:
– Вот все говорят «юный богатырь», «юный богатырь», а я на самом деле слабовольный и легко внушаемый…
– Это хорошо, – сказал Глобальный. – Ведь я-то тебе только позитивное буду внушать…
И Костя рассказал, как уж мог, о своих проблемах. О родителях. О бандитах с мыльного завода. О силовом экстриме. Получалось коряво, зато правдиво….
– Ничего, – сказал Глобальный. – Любое горе следует размЫкать, а размыкивать чужое горе я умею лучше всех на свете… Ну что, пошли?
– Куда?
– Куда и я! В богатырские края! Ума набираться, с науками знаваться, нужные знакомства приобретать, все на невыросший ус мотать… Если повезет, то и богатыристику тебе выправим!
– Чего выправим?
– Богатыристику. Это такой документ. Справка, что ты действительно русский богатырь, а не культурист, не бодибилдер какой-нибудь позорный, гора мясная…
– А какая от нее польза – как от почетной грамоты, что ли? Так их у меня…
– Большая польза! Во-первых, родители убедятся, что ты человек уже взрослый и самостоятельный. Во-вторых, братья над тобой потешаться перестанут. В-третьих, по этой справке тебя всюду пропустят – хоть в кино до шестнадцати лет, хоть через любую границу…
– Да ну?
– Вот и ну. Погранцы с таможенниками как только увидят богатыристику с печатью и подписями Большой Тройки, так враз испугаются, окарачь поползут!
Уговаривать Костю что на хорошее, что на плохое дело и впрямь было недолго:
– Тогда пошли, – решительно сказал он, но вспомнил про хворостину. – Только надо у бабани отпроситься…
– О том не печалься, – сказал Глобальный. – Сколько бы мы с тобой в неведомых странах ни скитались, а воротимся точно в эту же минуту. Если с плетня вон та крынка упадет, то даже разбиться не успеет…
– А почему?
– Потому что – долго ли умеючи! – горделиво сказал Глобальный. – Первым делом нам надо через речку перебраться…
– Так батя лодку увез, – сказал Костя. – Придется вплавь… Я сумею…
Глобальный даже подскочил.
– Нельзя мне вплавь! – взвизгнул он. – Я сухопутный странник! Не матрос какой-нибудь мокроштанный!
– Пойдем тогда в обход, – сказал Костя. – Через город Вкуснятин. Там сто пудов есть мост.
– Нет, – сказал Глобальный. – Речку надо перейти в точно определенном месте, иначе ничего не получится.
– Почему это?
– Потому что речка ваша не простая.
– Это Кислица-то непростая?
– Вот именно. Почему она так названа, знаешь?
– Да как бы знаю! В честь ягоды кислицы!
– А другое название у ягоды кислицы какое?
– Какое? – повторил Костя.
– Смородина! – сказал Глобальный и многозначительно поднял пальчик.
За Калиновым мостом
Голому собраться – только подпоясаться, говорила бабаня. В дорогу Костя взял лишь рюкзачок – не прежний брезентовый гигант, а небольшой, школьный. Сунул туда пачку печенья да книжку – по указанию Виссариона.
– Вместо путеводителя будет, – сказал Глобальный и весело покатился за калитку. Костя последовал за ним и все соображал – где же и когда видел он это удивительное существо.
Они шли по знакомой тропинке к реке, только вот по знакомой ли?
Что-то на этом пути поменялось. Вместо легкомысленных березок вдоль тропки поднялись угрюмые, черные с проседью, ели. Между деревьями поднялись огромные яркие мухоморы, и по их смертоносным шляпкам совершенно безнаказанно бродили большущие мухи…
Прежняя речка Кислица была в пяти минутах ходьбы. Зато до речки Смородины пришлось идти почти час…
Но речка не только имя поменяла. В этой самой новоявленной Смородине и вода бежала какая-то черная, и страшно дымилась эта вода, словно вытекала из какого-то огромного котла. Она и пахла, как в бойлерной. И даже булькала да пузырилась.
