— Очень разумно, — признал Клидеро.
Долго ли, коротко ли мы шли к секретному хранилищу, и наконец Рик открыл дверь.
— В холодильнике много «Люкозейда», — напомнил Клидеро. — В крайнем случае…
— Бей бутылки! — подсказал я.
— Именно.
— Водка есть?
Рик пронзил меня удивленным взглядом.
— С ней куда надежнее, — пояснил я.
— Надо будет на Джеффри опробовать, — усмехнулся Клидеро.
Я подтянул к себе стул. Грандиозность стоящего передо мной задания подавляла, вызывая инертность и апатию. Бесцельно обежав по хранилищу, мой взгляд упал на рабочий стол. Неожиданно вспомнилось, что Шерил говорила о ретрооптимизации.
— А нельзя было поручить эту работу — ну, вводить данные в ноутбук — редактору каталога, например?
Похоже, Рик заподозрил, что я над ним издеваюсь.
— Захоти я получить от Шерил в глаз — обязательно поручил бы ей. К тому же во время регистрации данные хранятся в личной директории архивариуса, а в общий каталог попадают лишь после одобрения руководства, в данном случае старшего архивариуса… — На секунду Клидеро нахмурился, вероятно, думая о несправедливости управленческого аппарата и своем месте в нем. Однако, когда он заговорил, в голосе не слышалось ни капли напряжения. — Ну, что у тебя сегодня по программе?
Теперь моя очередь хмуриться.
— Собираюсь просмотреть каждое письмо, конверт, открытку или список покупок, чтобы найти документ, а может, не один, который хранит некий отголосок, или психический отпечаток вашего призрака. Затем с помощью этого отпечатка сузим зону поиска.
— Ты совсем как охотничий пес! — с искренним интересом воскликнул Клидеро.
— Сравнение не очень лестное, но, пожалуй, справедливое: да, как охотничий пес, идущий по следу от предмета к человеку, которому этот предмет принадлежал.
— Здо-орово! Мне стоит посмотреть спектакль?
Я невесело рассмеялся.
— Сколько документов в коробках?
— Тысячи четыре или пять… Может, больше, точно неизвестно.
— Попробуй представить шоу: я, любовно поглаживая, осматриваю каждую из этих бумаг.
— Ладно, тогда зайду попозже.
— Договорились.
Рик вышел в коридор, а когда стихли его шаги, я пододвинул поближе одну из коробок и приступил.
Отклик, который я чувствую, прикасаясь к неодушевленным предметам, не сравнить с тем мощным информационным потоком, что я получаю от живых людей; с предметами все гораздо слабее и рассеяннее, а порой, если честно, отклика вообще нет. Если кто-то взял молоток, чтобы проломить вам череп, взрывчатый заряд гнева убийцы и вашей агонии сохранится в дереве или вулканизированной резине ручки. Впоследствии, если человек с моими способностями придет и коснется ручки — бам! — заряд выйдет на волю, и я, как любят говорить психотерапевты, почувствую вашу боль.
Однако большинство вещей, к которым вы прикасаетесь, такого объема информации не несут или, что еще хуже, попадают ко мне через десятые (в буквальном смысле) руки. Чем старше предмет, тем более грязен и размыт эмоционально-информационный отклик. В качестве последнего штриха добавлю: когда изгоняющий нечисть берет предмет, его собственные эмоции добавляют к уже наложенным еще один слой. В итоге создается впечатление, что снимаешь отпечатки пальцев с тающей льдинки.
Зато в нормальных условиях «общение» с предметами дается мне очень и очень неплохо.
Вывалив документы на стол, я постарался разложить их более или менее ровным слоем. Затем провел над ними левой ладонью, представляя, что растопыренные пальцы — стальные кольца на рабочей части маленьких металлоискателей. Я не спешил, двигая рукой туда-сюда над старыми письмами и открытками. Мало-помалу в голове сложился образ — трехмерная сеть, в которой вертикальной осью служило время. Сеть смутных и бесформенных ощущений, размытых и смешанных до неразборчивости — этакая безвкусная солянка чувств и воспоминаний.
Когда образ сложился окончательно, я подключил вторую руку. Левая неподвижно висела над бумагами, а правая легонько касалась то одного документа, то другого, тыкая и простукивая самые многообещающие.
Вообще-то дело не такое сложное, я ведь уже дважды встречался с призраком, и оба раза он воздействовал на мое сознание, оставив неполное и довольно размытое впечатление. Теперь в огромной массе документов я искал нечто способное дополнить его и конкретизировать. Когда впечатление станет достаточно ярким и законченным, можно будет снять с пояса вистл и завершить начатое: четкие настройки станут основной идеей заклинания, а музыка — силой, приводящей его в действие.
Через пятнадцать минут я понял: ничего; аккуратно сложил документы в коробку и притянул поближе к себе вторую. Дальше все по привычной схеме: вскрыл, выложил старые документы на стол и начал «считывать».
Так прошла первая половина дня. Работал я размеренно, старательно укрощая собственные эмоции; спешка и разочарование сейчас ни к чему.
Я потерял счет времени — не из-за однообразия действий, а из-за впечатления, которое производили документы, обладавшие собственным, хоть и слабым, притяжением. Я погрузился в этот туманный палимпсест и возвращаться в промозглый ноябрьский день, служивший мне отправной точкой, становилось все труднее. Ни день, ни я никуда не делись, просто настоящее постепенно вымывалось из мыслей. Мало-помалу я перестал слышать, как в трубах журчит вода, а на верхних этажах хлопают двери: сознание сместилось в другую плоскость, вышло за пределы временного потока.
Лишь раз я вроде бы что-то почувствовал: коснулся фотографии и очень ясно увидел плачущую женщину. Совсем молодая, сильно расстроенная. Образ был пустым, словно яркое пятно, остающееся на сетчатке после того, как сам источник раздражения исчезает. Какие уж тут эмоции! На фотографии улица, судя по всему, где-то в Восточной Европе. Городок маленький, серый, забытый богом и временем.
Работа мысли почти вывела меня из транса, и я неожиданно уловил пронзительный звон тоненьких голосков и дрожание пола под ногами чудища с шестьюдесятью короткими, но проворными ножками. Взяв себя в руки, я выполз из трехмерной эмоциональной сети в свою плоть и протер глаза. Шум усилился; я вышел за дверь и огляделся. Коридор кишел детьми в синих блейзерах с красными значками на карманах. В руках у малышей по смятому листочку. Работают в парах, но соперников из виду не выпускают — наверное, ведут какую-то игру с целью заработать хорошую оценку.
— Это же не гипсовая лепнина! — Маленькая светловолосая девочка кричала на своего напарника, а тот в полном замешательстве не мог вымолвить ни слова. — Сюда просто огнетушитель вешают! Нам нужно найти гипсовую лепнину!
Дети волнами накатывали в коридор, пристально оглядывали стены, пол и потолок, а потом убегали, бросая слабых и нерасторопных. Где-то вдали послышался крик Джона Тайлера: «Нет, на другой этаж не ходить! Не смейте! Я скажу, когда можно будет подняться по лестнице».
