Когда зашли они вместе с Муриком в дом, свет горел только в кухне. Валя уже спала, а часы показывали половину одиннадцатого. Выпив чаю, Дима тихонько разделся и прилег под теплое одеяло к Вале.
– От тебя газом пахнет, – проговорила спросонок Валя и отвернулась от мужа. Легла к его телу спиной.
– Шамиль умер, – прошептал Дима в свое оправдание.
Но Валя его не слышала. Она снова нырнула в сон.
48
Киевская область. Макаровский район. Село Липовка
Погоня Егора за темно-синей машиной с номерным знаком, состоявшим из одних шестерок, успехом не увенчалась. Красная «мазда», фарами «расталкивая» впереди идущие машины, разгонялась до 180 километров в час, но перед КП на въезде в Киев пришлось притормозить. Двое гаишников, поигрывая в руках полосатыми жезлами, внимательно заглядывали в каждую машину, проезжавшую мимо. Один из них скользнул взглядом по лицу Егора. Только Егор отъехал на полкилометра от КП и собрался было снова разогнать свою «мазду», но заметил, что встречные машины предупреждающе мигают дальним светом. Ехать медленно не имело никакого смысла.
Егор съехал на обочину. Заглушил мотор. Взгляд его уперся в невысокий вал из грязного черного снега, отгораживающий лесок от шоссе. Он попытался сосредоточиться. Не взглядом, а мыслями. Он попробовал представить себе: а что было бы, если б он догнал эту машину? Что бы он делал тогда?! А действительно, что?
Внезапная растерянность могла оказаться всего-навсего результатом усталости. Полчаса такой гонки, напряжения, злости. И вот все. Как только он заглушил мотор «мазды», его собственный мотор остановился тоже.
– Но все-таки, что бы ты сделал? – снова спросил он сам себя.
И он сцепил зубы, зажмурился. Потом вышел из машины. Сбил носком ботинка с придорожной кучи снега грязную корку. Наклонился, цепкими пальцами обеих рук вырвал из уже закостеневшей холодной массы два снежных комка и принялся растирать ими свое лицо, щеки, лоб.
Холод от снега, как утреннее умывание холодной водой, немного взбодрил Егора. Он вытер мокрые холодные ладони о брюки. Вернулся за руль.
Возбуждение, от которого он и ощутил, по-видимому, эту усталость, покидало его. Покидало медленно.
«Что бы я сделал? – уже более спокойно задумался он. – Дал бы по морде? Но кому? Те двое, о которых рассказала мать Ирины, такие же, как он. Охранники. Им приказали, они исполнили. Только вот кто им приказал? – Егор задумался и вспомнил последний свой разговор с Ирининой начальницей. Точнее, не разговор, а «обмен любезностями». – Неужели это она? может, взять у приятеля воздушку, да пострелять ночью по окнам этой молочной кухни? Как последнее предупреждение? А если это ничего не даст? Что тогда? Или спрятать Ирину с Ясей? Увезти ее к себе? Только куда «к себе»?»
Егор тяжело вздохнул. Завел мотор. Выехал на трассу, развернулся и поехал прочь от города. Опять в сторону КП. Ему хотелось кофе. Хотелось посидеть одному за столиком в каком-нибудь уютном маленьком придорожном кафе. И он знал такое кафе – еще километров пятнадцать, и сразу за заправкой появится приземистый зеленый домик. Там он остановится и еще раз обдумает ситуацию. Что-то надо обязательно делать. Иначе он потеряет Ирину или потеряет себя.
Размышляя, он ехал по правой полосе. И вдруг сзади громко засигналила машина. Егор обернулся и увидел «Таврию» желтого цвета. За рулем сидел старик в толстых очках.
Удивленный Егор посмотрел на спидометр. Сорок километров в час! Егор снова обернулся назад, виновато улыбнулся старику и нажал на педаль газа.
Когда свернул с Житомирской трассы на макаров, неожиданно с неба повалил мокрый снег. Снова пришлось убавить скорость, хоть он и так не очень быстро ехал. На языке все еще горчил выпитый в придорожном заведении кофе.
Вот уже и Липовка. Не доезжая до сельского кладбища, Егор свернул на знакомую улицу. Машина стала колесами в замерзшую колею, покрытую мокрым снегом, и покатилась в сторону дома Ирины.
Во всех четырех фасадных окнах кирпичного дома горел свет. Желтоватый, нежно-вечерний. Хотя до конца дня оставалось еще не меньше двух часов.
Егор нажал на кнопку дверного звонка.
За дверью бжикнул металлический засов. Задумчивое лицо Ирины выглянуло в проем. На ее губах тут же возникла усталая улыбка. Она открыла двери пошире.
В доме у Ирины было тепло и тихо. Егор прислушался. Он ожидал услышать плач или воркование Яси.
– Чай будешь? – почти шепотом спросила Ирина и тут же смутилась, потому что, как ей показалось, она впервые обратилась к Егору на ты.
– Буду, – так же негромко ответил он.
Они зашли на кухню. Ирина прикрыла двери.
– Мама вместе с Ясей заснула. Она так перенервничала сегодня…
– Завтра я куплю тебе мобильный, – негромко сказал Егор. В его голосе ощущалась твердость и сила, которая как-то сразу передалась Ирине. – Чуть что – будешь мне звонить. А если эти еще раз приедут – просто не открывай двери. И сразу звони мне!
Ирина кивнула.
49
Киев. Улица Рейтарская. Квартира номер 10
Ночь мучила Семена бессонницей. Он ворочался, то обнимая спящую Веронику, то отодвигаясь от нее подальше. И шум в голове то затихал, то снова нарастал. Ушибленное не так давно бедро снова начинало ныть. Сквозь головную боль из одного края сознания в другой проносились несуразные мысли. Вслед за ними, вдруг – образ Алисы. И само ее имя отдельно, без образа, тоже пронеслось несколько раз. Устав от самого себя, Семен поднялся и вышел на кухню. Не включая свет, уселся за столик. Уперся локтями в холодный пластик столешницы.
После нескольких минут сидения ему полегчало. Шум в голове затих. Но осталась невероятная тяжесть. И на плечах, и вообще – во всем теле.
– Я – больной! – прошептал Семен сам себе.
Вспомнил Петра Исаевича, рыжеволосого доктора-психиатра, у которого побывал на днях. Кажется, он говорил, что лунатизм не лечится. Но ведь лунатизм и бессонница – разные вещи. От бессонницы его ломало, било мутной дрожью изнутри и снаружи, а от лунатизма он не страдал. Лунатизм его просто удивлял.
– Дурень я! – вырвалось у Семена, когда вспомнил он, что у Вероники где-то есть снотворное. У нее ведь бессонницы раньше часто бывали. А сейчас – редко. Значит, не стоит впадать в депрессию!
Семен включил свет. Нашел коробку с лекарствами Вероники. Нашел упаковку люминала, вытащил. Выпил две таблетки и отправился спать.
Проснулся от интенсивного запаха кофе. Открыл глаза, а прямо перед кроватью на тумбочке чашечка эспрессо. И на краю кровати сидит в салатового цвета ночнушке Вероника.
– Тебе что, плохо было ночью? – спросила она участливо.
– Голова болела, – сказал Семен и тут же к своей собственной голове внутренним слухом прислушался. Тихо в голове, спокойно.
