А мысли опять на Егора переключились. Вспомнила она кафе с вешалками, и кофе «американо» вспомнила. Вспомнила, как неудобно было сидеть за столиком, не сняв пальто. Купить бы что-нибудь модное! Только на какие деньги?! За молоко ей платили шестьдесят гривен в день. Минус двадцать одну гривну на дорогу. Остается тридцать девять. Минус еда и мелочи для Яси. Остается ноль. Дырка от бублика.
Вечером после сериала показывали новости. На Донбассе шахтеры бастуют. Требуют отдать долги по зарплате. А в Англии стюардессы повысить зарплату требуют. Все в мире вокруг денег, вокруг зарплаты крутится! А что, если ей, Ирине, у начальницы прибавки попросить?! Ведь все за последнее время подорожало. Вон и гречка на пятьдесят копеек за кило поднялась, и детская смесь «малыш» – на сорок копеек! А сколько можно попросить?! Ну, хотя бы семьдесят гривен в день, а лучше – семьдесят пять!
Почему-то желаемое в мыслях у Ирины сразу стало действительным. И она пересчитала свой бюджет уже при новой закупочной цене на ее молоко, и вышло у нее, что уже буквально через три недели сможет она без всякого внутреннего неудобства пальто в том кафе на вешалку повесить.
И все-таки не жарко было в ее комнате. Забралась она под тяжелое ватное одеяло. Ясю рядышком положила. И заснула мгновенно, хотя сон ее ожидал короткий. Ведь до первого писка электрического будильника оставалось не больше часа времени.
17
Киев. Улица Рейтарская. Квартира номер 10
Странная сила подняла Семена в час ночи. Одела его и обула. И вывела на хрустящую снегом под ногами улицу. Вышел он на угол трех кафе. Остановился перед круглым траурным веночком, висящем на гвозде, вбитом в стену. Постоял недолго, рассматривая венок нервным, но любопытным взглядом. Потом пересек Ярославов Вал и, дойдя до верхнего истока улицы Ивана Франко, направился по ней вниз. Ступал осторожно и аккуратно, стараясь не поскользнуться. Однако после двух десятков шагов не удержался на ногах и грохнулся со всей силы, ударившись бедром о покрытую гололедом ступеньку. Присел на минутку, растирая рукой сквозь джинсы ушибленное место. Дальше спускался, держась за железный заборчик-поручень.
А Вероника в это время спала. «Южный» сон, в котором она видела гостиницу в Египте, ну, почти такую же, в какой они в прошлом году с Сеней отдыхали, согревал или даже разогревал ее воображение. Она чувствовала кожей щек касание лучей африканского солнца. Она не боялась сгореть, ведь ее нежная кожа была уже пропитана молочком от солнечных ожогов. При желании она могла бы за мгновение подвинуться в тень. Тень от большущего зонта начиналась буквально в двух сантиметрах. Но ей хотелось побаловать себя теплом. Она лежала на приятно горячем чистеньком песке, а сверху ее ласкало солнце. И все-таки благоразумие победило, и она просто перевернулась на живот и оказалась в тени. И сразу почувствовала нежный теплый ветер, или, точнее, легкий ветерок. И этот ветерок шевелил ее русые волосы, уже высохшие после купания в бассейне. Ей бы еще нежиться и нежиться, но вдруг захотелось пить. Ведь жара! И она приоткрыла глаза, тут же забыв про Египет и про солнце. Опустила ноги на пол, покрытый ковром. И, думая о бутылке «Миргородской», стоящей на кухонном столе, обернулась, посмотрела на подушку мужа, ожидая увидеть его макушку. Он всегда засыпает, уткнувшись носом в подушку. Но мужа в постели не было. Вероника на всякий случай провела рукой по одеялу. Дотронулась до мужниной подушки. И забыла о своей жажде, забыла о бутылке «Миргородской», как несколько мгновений назад забыла об «египетском» сне.
Набросила свой махровый халат. Посмотрела из окна на безлюдную улицу, освещенную фонарями. Присела в кресло. Озабоченно пожала плечиками. Вышла в коридор, где на вешалке вечером висела теплая куртка Семена. Куртки на месте не было, как и зимних спортивных ботинок.
Вероника вспомнила, как недавно стирала его рубашку. Вспомнила и его, заснувшего в кресле, а потом, когда проснулся, доказывавшего ей, что он никуда ночью не ходил.
Ей стало не по себе. Стало холодно. И она на всякий случай потрогала пальцами белую итальянскую батарею под окном. Батарея оказалась очень горячей.
Вероника ощутила, как внутри у нее нарастает беспокойство. Она испугалась. Она не хотела нервничать. «Надо заснуть!» – сказала она себе.
Сбросила халат и нагишом (а спала она всегда в костюме Евы) забралась под одеяло. Ночь сжалилась над Вероникой, и она вскоре заснула. И почувствовала через какое-то время, как ей стало уютно и спокойно. Потому что рядом под тем же одеялом спал Семен, потому что их тела соприкасались, и в этом соприкасании рождалась и продолжалась особая нежность, которая добавляла радостной сладости в их оба сна.
А утром, когда Семен проснулся и ходил в трусах по комнате, Вероника заметила у него на бедре огромный синяк.
– Где это ты так? – спросила она, показывая взглядом на ушибленное место и лихорадочно пытаясь разобраться: что из пережитого ею этой ночью было сном, а что – реальностью.
Семен остановился. Бросил на свой синяк удивленный взгляд, будто видел его в первый раз. Впрочем, это и был первый раз.
– Не знаю, – сказал. – Может, на кухне, об угол стола?
Телефонный звонок прервал их разговор. Трубку подняла Вероника.
– Никочка, – прозвенел голос Дарьи. – У меня к вам просьба! мне надо в парикмахерскую, а я вчера вечером не успела веночек снять! Вы же там рядышком живете? Снимите, пожалуйста!
– И куда его? – спросила Вероника.
– Пускай у вас до понедельника полежит, а я потом сама заберу!
– Хорошо, – сказала Вероника в трубку.
– Ты надолго? – спросил ее Семен, заметив, что жена стала куда-то собираться.
– Сейчас вернусь, – ответила она. – Хотя я еще в магазин за булочкой зайду…
Оставшись один, Семен долго разглядывал свой синяк на бедре. Во всем теле он чувствовал усталость и разбитость. Почему-то хотелось спать, но через час за ним заедет машина. Несколько депутатов решили устроить себе субботнее катание на лыжах с последующим пикником. Костер, шашлычок и воткнутые в снег лыжные палки – уже знакомая, не раз виденная картинка возникла в воображении Семена. Главное – самому потеплее одеться. Но сначала – кофе, крепкий кофе! Иначе утро внутри Семена не настанет.
18
Город Борисполь. Улица 9 Мая
Вернулся Дима домой в хорошем настроении. Все его радовало. И снежок, хрустящий под ногами на пороге дома, и уютное тепло дома. И даже красноватое лицо Вали, выглянувшей в коридор из кухни и спросившей голосом, в котором не было ни грамма надежды: «Ну что, нашел?»
– Видели его, – ответил ей Дима, оббивая веником налипший снег с тяжелых форменных ботинок. – На краю города, возле баптистской церкви.
Достал фотографию из кармана пиджака. Протянул жене.
– Вставь обратно! Скоро придется черную полосочку отклеивать!
