Она за ним следом. Почувствовала неладное.
– Что с тобой? – спрашивает.
Он головой в ответ качнул. Посмотрел в ее милые глаза.
– На службе… Начальника нашего уволили, и Серегу, моего друга, тоже. Они, оказалось, уже российские паспорта оформили и контракты на работу в Саратове подписали… Скандал! Меня эсбэушник допрашивал. Сказал, что нового начальника из Львова пришлют, из Западной. «Киевским эту работу доверять нельзя!» – говорит и на меня с подозрением смотрит. Я ему поясняю, что я не киевский, а из области. А он мне: «Это одно и тоже!» Я у него: «А вы откуда?» А он, оказывается, недавно из Свалявы переехал. Там в милиции служил, а тут – сразу в СБУ! Может, действительно в Саратов? Вместе?!
– Ты что? – глаза Ирины округлились от испуга. – Я там с малышами пропаду!
– Шучу, – хмуро выдохнул Егор. – Никуда я не поеду! У меня для тебя хорошая новость была, а я тебе сразу плохую выложил! Извини!
– Хорошая? – с недоверием в голосе переспросила Ирина.
– Ну, может, тебе и не понравится, – он пожал плечами. – Я на тебе жениться хочу. И уже в главном киевском Дворце бракосочетания договорился.
Ирина воздух из легких выдохнула, а вдохнуть как бы и не смогла. Дыхание от неожиданной новости сперло. За шею рукой схватилась, потом ладони к своему лицу поднесла, к щекам. Глаз с Егора не сводит, но взгляд больше растерянный, чем радостный.
– Пойдем, прогуляемся! Сейчас на дворе сухо! – предложил Егор.
У Ирины хватило сил кивнуть и улыбнуться. Поднялась она и в комнату зашла. Стала спящую Ясю в детское одеяльце укутывать.
Мама от телевизора отвлеклась, из своей комнаты вышла. Стала в дверном проеме. Наблюдает за дочкой. А в другой дверной проем Егор стал. Ждет.
Ирина укутанную Ясю осторожно на руки взяла, в руки Егора положила.
Александра Васильевна стоит, ничего не понимает. На малышку Маринку, спящую под одеялом на Ирининой кровати, посматривает.
– Мама, мы погулять выйдем. Ты с Маринкой посиди! – попросила Ирина, набрасывая на плечи пальто.
– А что, ее, подкидыша, взять на улицу боитесь? Вдруг спросят: чья она?
– Вы не волнуйтесь, я что-нибудь придумаю, – пообещал Егор. Не хотелось ему в этот вечер продолжать неприятный для него разговор с Александрой-батьковной. – Все равно она наша.
– Наша – наша или наша – ваша?
– Александра Васильевна, – почти взмолился Егор. – Все будет хорошо. Я вам обещаю! Мы ведь с Ириной женимся четырнадцатого.
Мама Ирины, услышав новость, оцепенела. Рот открыт, руку правую то поднимет, то опустит. Наконец подняла и ладонью рот прикрыла. Левой рукой черную длинную юбку поправила. Потом левой ладонью проверила: на месте ли брошка на зеленой кофточке.
– Мы скоро придем, – прошептала Ирина и поднесла палец к губам, взглядом показывая на малышку марину, которая, не открывая глазок, головку набок, в их сторону повернула.
Александра Васильевна закивала. И рукой им махнула, как бы говоря: «Ну идите, идите!»
Они и пошли.
На небе небогатая россыпь звезд мерцала. Самолет в сторону Киева летел, мигая своими огоньками.
Яся во сне что-то промурлыкала. А потом тихо стало. Ирина вдруг остановилась. Сказать что-то Егору захотела. Захотела, но не смогла. И пошли они дальше, в конец улицы. Только, конечно, до самого конца улицы они не пойдут. Улица в конце направо поворачивает и снова заканчивается у той же дороги на Кодру. Только там, в конце улицы, если через дорогу перейти, окажешься на кладбище. А к чему им кладбище в такой тихий и тайно-радостный вечер?
100
Киев. Печерский холм
На следующее утро, около восьми, Семен спустился пешком на Европейскую площадь и оттуда за восемь минут дошел до Парламента. Город гудел в предчувствии настоящей весны. Набитые битком маршрутки и автобусы развозили свежих, румяных со сна киевлян и гастарбайтеров по их трудовым адресам. И Семен в этот час ощущал приятную свежесть. Ему словно новое сердце вставили – так легко было в груди и в голове. Ноги преодолели подъем играючи. Остановился возле постового милиционера, стоявшего у железного заборчика с вынутой одной секцией как раз в месте примыкания зебристого пешеходного перехода к «парламентской» части тротуара. Показал милиционеру удостоверение помощника депутата.
– Можно вам пару вопросов задать? – спросил.
– Задавайте! – пожал плечами милиционер, молодой парень с широко распахнутыми любопытными глазами.
– Пятого марта ночью сюда, к Парламенту, подкинули ребенка, новорожденную девочку, – полушепотом произнес Семен. – Вы ничего о ней не слышали?
– А-а! – протянул милиционер. – Каждый месяц сюда подбрасывают. А зимой, в январе-феврале, бывает, что и по несколько новорожденных!
Семен удивился.
– А почему зимой больше? – спросил он.
– Депутатские пикники, маевки, – усмехнулся парень. – Плюс девять месяцев, вот и получается январь-февраль. Природа, одним словом.
Семен понимающе кивнул. Потом сосредоточился, взгляд снова на лице парня в милицейской форме сфокусировал.
– А про эту девочку вы ничего не слышали?
– Пятого ночью я не дежурил. Да ведь тут не только мы, есть еще другая служба – охрана Мариинского дворца. Они в штатском ходят. У нас на случай обнаружения ребенка четкая инструкция есть – сообщаем старшему, а он звонит в клинику… То ли «Добродел», то ли «Доброе дело» называется. Те приезжают и забирают ребенка. Подождите, я сейчас узнаю!
Милиционер поднес рацию ко рту.
– Витя, пятого марта ночью «кукушонка» не было?
– Нет, Богдан, пятого не было! В конце февраля был пацан, – ответил мужской голос из рации.
– Видите, – он развел руками. – Можете этих попросить, – он обернулся на стенку Парламента и показал рукой на камеру видеонаблюдения. – Пускай пленку за нужную ночь «пролистают».
Семен крепко пожал ему руку и отправился в парк прямо по площадке перед центральным входом в Парламент. Дошел до пикета старичков-коммунистов, обосновавшихся за ограждением, оглянулся на те самые ступеньки. Решил присесть на свободную скамейку и обмозговать дальнейшие действия, хотя в целом Семен уже знал, что будет делать.
Полчаса спустя он уже говорил с милиционером, сидящим за мониторами камер наблюдения. Звали его Виктором. Виктор, убедившись, что в просьбе коллеги по охранной деятельности нет политического криминала, пообещал «полистать» видеозаписи с центрального входа и, если повезет, отрезать ему нужные кадры за каких-нибудь пару сотен баксов.
День только начинался, а Семен уже гордился его результатами.
Около одиннадцати к молочной кухне на Грушевского подъехал Володька, и дальше уже пошла обычная рутина. Бидоны, детский дом, чай-кофе у директора. Пакет с козьим сыром для Геннадия Ильича.
