27. ДЕКАБРЬ
За окном лежал декабрь, лежал укрытый хрустящим снегом. Его морозное дыхание врывалось в раскрытую форточку и наполняло воздух моей квартиры свежестью.
Уже третий день Лена хозяйничала у меня и нам обоим это нравилось, но, наверно, по разному. Только время от времени приходила мысль, огорчавшая меня, мысль о том, что такие блаженные, счастливые моменты наших отношений уже не раз прерывались и я снова оставался один в квартире, еще наполненной ее дыханием. И все еще чувствуя ее дыхание, но не видя ее я начинал копить в своей душе одиночество, начинал как-то заискивающе смотреть на молчащий телефонный аппарат, будто ждал от него помощи. Я старался прогонять эти мысли, я не давал им возможности испортить мой праздник, хотя праздник этот был не только моим. Это был НАШ праздник. Я наблюдал за Леной и понимал, что ей наши несколькодневные иллюзии совместной жизни нравятся не меньше, чем мне. Я по несколько раз в день ставил кассету с музыкой Корелли. Нет, Лена не психовала и не нуждалась в успокоительном воздействии этой музыки. Просто нежность скрипок очень подходила той атмосфере, в которой мы наслаждались друг другом. Под такую музыку было легче отбиваться от назойливых мыслей о временности и скоротечности этих счастливых моментов. Я уже понимал, чего хочу. А хотел я банального постоянства. Для непрерывного ощущения счастья я нуждался в совместимости и совместности с женщиной. И то, и другое присутствовало в наших с Леной отношениях и только неизвестный мне график ее жизни нарушал идиллию. Но, возможно, только я стремился к этой идиллии. Может быть, она относилась к нашим длительным свиданиям, как к наркотику, помогавшему ей жить в остальные, неизвестные мне моменты ее жизни.
Я не хотел, я боялся просить ее о большем. Мне просто надо было найти себе занятие, которое отвлекало бы меня от ее временного отсутствия. Лишь бы ее отсутствие было действительно временным!
- На ужин будет картошка-фри! - радостно объявила она.
И посмотрела в окно.
- Зима, а крестьяне не торжествуют! - прозвучал ее звонкий голос из кухни. - Эй, ты слышишь меня?
- Да, - ответил я.
- Когда мы в школе учили Некрасова, я думала, что крестьяне при царе неплохо жили. Зимой они отдыхали. Зима, крестьяне торжествуют...
Я пришел на кухню.
- Дались тебе эти крестьяне! - усмехнулся.
- А чего, представляешь - домик в селе, из трубы на крыше - дымок, внутри тепло и мы пьем чай с клубничным вареньем...
- У самовара я и моя Маша, - пропел я и вздохнул.
Зазвонил телефон и я даже удивился - Лена здесь, кто же еще может звонить? Может Дима?
- Алло, добрый день, Толю можно? - попросил женский голос.
- Это Толя, - сказал я.
- Извините, что я вас беспокою... Это Марина, помните вы заходили... Жена Кости...
- Да-да, - сказал я.
- Вы понимаете... мне очень неудобно вас просить... но просто больше некого... Вы не могли бы сегодня подойти ко мне к шести?
- Думаю, что могу, - осторожно ответил я. - А чем я могу помочь?..
Марина замялась, я слышал в трубке ее дыхание и терпеливо ждал - она, видимо, подбирала слова. Я вспомнил наш с ней разговор на ее кухне, вспомнил ее длинные паузы, превращавшие иногда каждое сказанное ей слово в отдельное предложение.
- Мне очень надо сегодня уйти по одному делу... на два часа... и не с кем Мишу оставить...
- А-а! - вырвался у меня возглас удивления.
- Вы сможете? - услышал я из трубки ее голос, наполненный тревожным ожиданием.
- Да, да, - сказал я, кивая. - В шесть...
- Спасибо большое... - облегченно выдохнула она.
Я положил трубку, но так и остался стоять у телефона, озадаченный этой просьбой.
- Кто это? - спросила Лена, кивнув на телефон.
- Марина, помнишь я тебе рассказывал, как я деньги относил...
- А что она хочет?
- Просит с ее ребенком два часа посидеть...
- Тебя? - удивилась Лена. - А ты что, пеленать умеешь?
Она рассмеялась.
А мне было не смешно.
- Справишся! - Лена похлопала меня по плечу. - Ребенку-то сколько?
Я пожал плечами.
- Несколько месяцев, вроде...
- А ты детский крик переносишь? - с улыбкой спросила Лена.
- Не знаю, еще не переносил, - попробовал отшутиться я, но улыбнуться в ответ не смог.
Я был озадачен этой просьбой, да и сам звонок Марины ворвался в наш временный совместный мир как-то агрессивно. Он что-то разрушил, не только тишину. Он заставил вспомнить о Косте, о всей этой истории. И мои мысли заметались по недавнему прошлому, словно пытаясь отыскать там что-то. Я вдруг, на какое-то мгновение забыл о Лене, но тут же спохватился и чтобы было легче сопротивляться внезапно нагрянувшему прошлому, я подошел к Лене. Я смотрел ей в лицо, стараясь таким образом убрать все из свoей головы, все кроме ее образа.
- Что с тобой? - испуганно спросила она. - У тебя руки дрожат!
- А ты обними меня! - попросил я, не будучи в силах улыбнуться, но стараясь говорить как можно мягче, как можно нежнее, чтобы сам голос заменил мою улыбку.
Несколько минут мы стояли обнявшись. Я вдыхал запах ее волос, шептал как заклинание: "Я люблю тебя! Я люблю тебя!" И не думал о значении этих слов. Я как бы сам себя успокаивал, но чуть позже, может быть, через полчаса, я понял, что Лена для меня - как музыка Корелли для нее самой. Она - мое успокоительное и одновременно мое спокойствие. А слова "Я люблю тебя!" были самой высшей степенью выражения благодарности. Это как миллион обычных "спасибо", сконцентрировавших весь свой заряд, всю свою энергию в одной короткой фразе, фразе-заклинании. Я не придумал это, я просто понял значение этой фразы, обычно, как мне теперь казалось, используемой ни к месту, в ситуациях, требующих более простых и обыденных выражений.
Я был счастлив и уже мог спокойно улыбаться, только Лена, которую я все еще прижимал к своей груди, пока не видела моей улыбки.
28. ВЕЧЕР
Было уже темно, когда я подошел к дому Марины. Дверь она открыла буквально в момент моего звонка - я еще не успел опустить руку. Словно она дежурила под дверью.
- Хорошо, что вы все-таки пришли, - сказала она. - Проходите, раздевайтесь... Мне через пять минут надо выйти... Куртку можете сюда повесить, в ней не холодно на улице? Вот тапочки...
Я переобулся.
- Я быстро кофе сделаю... Пойдемте пока на кухню. Я так рада, что вы смогли... Я так устала, а сегодня мне надо обязательно пойти... Я сначала думала кого-нибудь из старых подруг позвать с Мишей посидеть, но я их после похорон не видела и испугалась, что начнутся воспоминания, слезы... - Было видно, что Марина действительно спешит, и говорила она, словно не слушая себя, быстро и невнятно.
