– Да! – сказала Нина и побежала на кухню.
Виктор тем временем снял куртку, стянул с себя теплые брюки и зашел в ванную. Специально избегая зеркала, пустил в ванну горячую воду и замер, слушая этот давно забытый, но такой радостный звук рвущегося на свободу потока.
«Что это со мной? – подумал Виктор. – Надо быть спокойнее, я уже дома!»
Посмотрел вверх, на окошечко, выходившее на кухню.
– Нина! – крикнул. – Сделай чаю!.. У нас обед есть?
– Будет, сейчас будет! – донесся ее мягкий, уступчивый голос.
Виктор разделся догола. Стал наконец перед зеркалом, глядя на свое давно не мытое тело, на грязную повязку. Хотел было ее тоже снять, но что-то остановило. Увидел одноразовую бритву, помазок, мыло. Бросил взгляд на ванну – вода заполнила ее только наполовину. И тогда решил побриться. Намылил свою щетину и принялся потихоньку ее сбривать. Отвыкшая от бритья кожа зудела, да и бритва была старенькой. Когда наконец закончил, смыл мыло со щек горячей водой и увидел, что кожа на щеках была белее, чем выше на скулах и на лбу. Попытался понять – ведь не лето на улице, а значит, загореть он не мог. «Может, грязь?» – задумался и снова намылил лицо и принялся тщательно тереть его ладонями.
Вода тем временем заполнила ванну, и Виктор влез в нее.
Возникло желание погрузиться в воду с головой, но повязка остановила. Удивительно, но последние пару часов рана его не беспокоила. Может, начала заживать? Может, вообще все полученные далеко раны начинают заживать только при приближении к дому?
Из кухни через окошко долетали забытые домашние звуки: тарелки выставлялись на стол, вилки звякали, поднималась и опускалась крышка какой-то кастрюли, стоящей на плите.
«Что я здесь делаю? – подумал вдруг Виктор и сам испугался этого вопроса. – Дома я, дома, – мысленно проговорил он себе. – Все, я дома!» – еще раз повторил он. А сам слушал квартирные шумы, те, что долетали до его ушей. Скрипнула кухонная дверь. Это Нина вышла в коридор. Звякнуло что-то в коридоре – Виктор резко повернул голову.
– Нина! – крикнул. – Сумку не трогай!
– Хорошо, хорошо, я ее только под вешалку положу!
Вдруг стук во входные двери.
«Почему не звонок?» – тут же возникло подозрение.
– Теть Нин, открывай быстрее! – долетел из-за двери Сонин голосок. – Меня Танька за палец укусила! Зеленкой надо!
В коридоре тут же началась суета. Шаги Нины на кухню и обратно. И вдруг снова голос Сони, только теперь совершенно спокойный:
– А чьи это вещи? Это кто у нас?
– Папа вернулся, – говорит Нина.
Дверь в ванную открывается – Виктор забыл, что ее можно было закрыть на шпингалет, – и Сонька с открытым ротиком делает шаг внутрь и смотрит на Виктора. На ней красные трикотажные штанишки и зеленый свитерок.
– Привет! Тебя отпустили? А Миша где?
– Скоро приедет, – отвечает Виктор.
– Тебя ранили?
Виктор кивает.
– Меня тоже! – и Соня показывает Виктору указательный палец на правой руке, весь измазанный зеленкой. – Мы во врача играли. Я ей зубы лечила, а она меня хвать!
– Соня, – позвала девочку Нина, – иди сюда, помоги мне. Пусть папа помоется!
– А я ему спинку потру! – крикнула в ответ Соня.
– Не надо, – попросил Виктор. – Потом.
– Ну как хочешь! – Соня пожала плечиками и вышла.
Обедали молча. Первым делом Виктор обратил внимание на урну с прахом Сергея. Она стояла на своем месте, на подоконнике у газовой плиты. Хотя бы такое присутствие Сергея как-то успокоило Виктора, и он жевал сардельку с вареной картошкой, время от времени останавливая взгляд на урне. На Нину, сидевшую напротив, смотреть ему не хотелось. Хотя она успела привести себя в порядок, переоделась и лицо свое «перекрасила», оживила более яркой косметикой.
Соня, сидевшая между ними, то и дело бросала любопытный взгляд то на Нину, то на Виктора. Но молчание поддерживала.
После обеда Нина взялась осмотреть рану. Сняла с головы Виктора грязный самодельный бинт, бросила тут же, на кухне, в мусорное ведро. Достала вату, перекись водорода. Промыла рану, отчего боль снова стала резкой. Виктор скривил губы.
– Тебе к врачу надо, – осторожно сказала Нина. – Тут что-то не в порядке…
Она приложила к незаживающему виску вату и аккуратно наложила новую бинтовую повязку.
– К врачу? – задумался Виктор. Потом посмотрел внимательно на Нину и спросил:
– А сегодня какой день недели?
– Вторник.
67
За машину до Феофании Виктору пришлось уплатить двадцать гривен. Дорога заняла полчаса – шел снег.
Зайдя в ворота «Больницы для ученых», Виктор прошел до территории ветлечебницы. Там остановился на минутку. Осмотрелся. Увидел красивую девушку в очках и в коричневой дубленке, прогуливающую овчарку. Овчарка была страшно худая, едва переступала задними лапами. То и дело ложилась на снег.
– Цезарь! Гуляй! Гуляй! – просила хозяйка.
Овчарка снова поднялась, посмотрела на Виктора, потом обернулась к хозяйке.
Виктор прошел по хорошо протоптанной тропинке, которая привела его прямо ко входу в клинику. Поднялся на второй этаж, постучал в двери ординаторской.
– Войдите! – донесся мужской голос.
За столом сидел Илья Семенович в белом халате. Врач ничуть не изменился, правда, и времени со дня последней встречи прошло не так много – несколько месяцев.
Илья Семенович пристально посмотрел на Виктора.
– Вы, кажется, здесь уже бывали? – спросил он. – Да! С пингвином! Где он?
– Пока далеко, – ответил Виктор.
– Тогда чем могу помочь?
Виктор вздохнул.
– Вы не могли б меня посмотреть? – и он дотронулся рукой до бинта на голове.
– Вас? – удивился Илья Семенович. – За что такая честь? Я ведь уже давненько переквалифицировался!
– Извините, я других врачей не знаю, – Виктор развел руками.
– Ладно, садитесь на кушетку!
Илья Семенович снял бинт, взял со стола очки и склонился над раной.
– Да! – выдохнул он удивленно. – И долго вы так ходите?
– Несколько недель.
Илья Семенович подошел к медицинскому шкафчику, вытащил оттуда пинцет, вату, баночку со спиртом.
– Потерпите, будет больно! – предупредил он и приблизил продезинфицированный пинцет к ране.
Резкая, пронизывающая боль внезапно родилась в ране и прошлась по всему телу, заставив Виктора сцепить зубы и закрыть глаза.
Где-то там, вдали от его перепуганного болью тела прозвучал удивленный голос врача: «Ага! Вот так штука!.. А вы прилягте, прилягте пока!»
