Приехал Паша. Сказал, что шеф вернется поздно. А у Виктора внутри волнение нарастало, и делиться этим волнением с Пашей не было никакого желания. Может, Паша и в курсе всех методов и способов предвыборной борьбы, а Виктору входить в курс не хочется. Да и теперь он ощутил особую благодарность к Сергею Павловичу за то, что шеф не вводил его в курс событий и только после его конкретных вопросов оповестил о том, что сделано для пропаганды его кандидатской фигуры. А остальное? Остальное он уже видел на «складе неликвидов». Интересно, подумал Виктор, сколько «неликвидов» погибнет во время этой предвыборной гонки? Собственно, ведь и он писал «крестики», и герои этих «крестиков» тоже становились «неликвидами» и легко ликвидировались.
– Как ты думаешь, он меня искать не будет? – спросил Виктор у Паши.
– Да вряд ли, – Паша пожал плечами. – У него сегодня несколько встреч по выборам, последняя встреча в сауне за городом. Там ты ему точно не понадобишься!
– Тогда я поеду прогуляюсь немного, – Виктор потер указательными пальцами виски, словно ссылался этим жестом на недостаток свежего воздуха и головную боль.
– Валяй, думаю, он тебя не хватится! – ободрил его Паша.
Было около шести, когда Виктор добрался до знакомого детского садика, в котором трудилась, не покладая рук и ног, малютка по имени Светик. Зашел, в коридоре первого этажа наткнулся на пожилую нянечку. Спросил, как найти Свету Алехину.
– Так она ж только до двух работает! – удивилась незнанию Виктора нянечка. – Она же музыку ведет, а музыка у нас до обеда и тихого часа…
Новость эта выбила Виктора из колеи. Он вернулся на вечереющий Крещатик, прошелся вдоль витрин. Заглянул в кафе, но скопление незнакомых лиц внезапно напугало его, и он снова вышел на улицу.
Попытался на ходу разобраться с причинами своего состояния. Усталость? Ощущение приближающейся опасности? Прикосновение к опасной информации? Когда-то Игорь Львович говорил ему: «ты узнаешь все тогда, когда в твоих услугах, как и в твоей жизни, больше не будет надобности». Меньше знаешь – дольше живешь. Это, кажется, тоже тогдашний его шеф-редактор изрекал. Сам он, очевидно, знал намного больше, чем Виктор. Поэтому Виктор и был до сих пор живым? Да нет, продолжал размышлять Виктор, жив я случайно. Просто, видимо, Игорю Львовичу такого случая не представилось… Не было у Игоря Львовича своего пингвина Миши, который уступил бы ему место в самолете.
Прошел подземным переходом, в котором худой высокий парень лет двадцати а капелла пел народную украинскую песню. Перед его ногами стояла жестянка от «Nescafe». Виктор успел заметить в ней всего несколько монеток. Остановился на мгновение, выудил из кармана гривню, опустил в жестянку. Уже поднимаясь по лестнице, услышал в голосе парня явную фальш. Пожалел о гривне. Подумал, что было бы логичнее отдать гривню какой-нибудь старушке – их тоже хватает в подземных переходах. Они, правда, не поют. Просто подпирают стенки, молча стоят с протянутой старческой ладошкой.
Вот уже и ЦУМ остался позади. Впереди, на башенке Дома Профсоюзов, после рекламы «Адидас» высветилось время – 18.56.
25
Около половины восьмого Виктор стоял перед своей дверью, сжимая в руке два ключа. Сперва он медлил, думая, что решает: какой замок открыть сначала – старый или новый. Потом просто медлил, ощущая себя заранее нежданным гостем. Было бы правильнее ощутить себя нежданным хозяином – и то мысли бы настроились на более позитивный лад. Но, устав стоять перед закрытой дверью и не желая ее открывать самому, Виктор наконец нажал на кнопку звонка. Дверь открылась тотчас, словно все это время Нина наблюдала за ним в глазок.
– Хорошо, что ты пришел, – сказала она, пропуская Виктора в коридор.
А Виктор вослед ее словам думал: «А действительно ли это хорошо?» Но когда навстречу ему из кухни вышла Соня, он вздохнул с облегчением. В искренность Нины он не верил, а вот Соню он знал дольше и лучше. И если она улыбалась – это было искренне.
– Кровянки хочешь? – спросила Соня, задирая головку, чтобы получше разглядеть ответ Виктора. – Теть Нина ее для кошки купила, а кошка не хочет. Зато мне нравится!
– Хочу кровянки, – произнес Виктор голосом, уже свободным от переживаний.
– Вот если все съешь, я тебе что-то секретное покажу! – пообещала Соня.
Виктор кивнул, но внутренне чуть-чуть огорчился, что Соня не сразу спросила его про пингвина Мишу. «Неужели она уже забыла о нем?» – подумал он, но тут же засомневался в правильности своей мысли.
Сомнение, как оказалось, возникло не зря. После сытного ужина – а появился он как раз, когда сковородка с жареной картошкой и кровянкой была только что снята с плиты, – они втроем уселись в гостиной, и Соня положила себе на колени старую папку для документов с грозной надписью «Дело №…». Развязала тесемочки. И, не раскрывая, протянула папку Виктору.
Виктор осторожно раскрыл, думая, что ему сейчас предстоит давать оценку детским Сониным рисункам. Это, впрочем, действительно были рисунки, но не очень детские. На каждом из листков был нарисован явно Сониной рукой небольшой черно-белый пингвин, а над изображением ее же нестройными буквами было написано «Потерялся пингвин Миша. Кто найдет – тому вознаграждение 5 тысяч гривен. Звонить по телефону…»
– Это не обман, теть Нина сказала, что деньги даст! – звонко заявила Соня, обеспокоенно глядя на погрустневшее лицо Виктора. – Надо только объявления по столбам расклеить. Теть Нина сказала, что за такие деньги нам сразу пять пингвинов принесут! И даже из Москвы! Главное – не перепутать… Но я Мишу сразу узнаю… Ты поможешь мне их расклеить?
– Помогу, – пообещал Виктор.
Нина в этот вечер больше молчала и смотрела на Виктора с доброй грустью во взгляде. Так смотрела, что у Виктора возникло ощущение, что нет никакого дома в Голосеево, нет ни Паши, ни Сергея Павловича, что живет он себе тут на пятом этаже и единственная проблема в жизни – это то, что пингвин Миша потерялся.
– Может, останешься? – осторожно спросила Нина, когда Виктор стал собираться.
Виктор замер на минутку, вздохнул.
– Но это же ты исчезал, тебе надо было уезжать, – заговорила в ответ на вздох Нина. – А нам с Соней было страшно вдвоем…
– Мне не было страшно! – перебила Нину Соня. – Это ей было страшно… И вчера она плакала!
Нина посмотрела на девочку, как на предательницу, с нелюбовью и сожалением во взгляде. Но это длилось лишь несколько мгновений.
26
Пять дней до выборов.
Ночью гремел гром и в маленьком мансардном окошке, выходившем в небо, сверкали молнии. Виктор то и дело просыпался. Сидел на кровати, вставал и подходил к окошку. Думал о Соне и Нине и о том, что Нина позавчера плакала. Вспоминал добрые три десятка объявлений о пропавшем пингвине, написанных и нарисованных Соней. Возвращаясь в Голосеево, он собирался сразу рассказать шефу о странном поведении и бегстве компьютерщика, но тут же вспоминался ему, Виктору, открытый файл на депутата-юриста и его близких. И возникала боязнь, что ненароком от усталости проговорится Виктор и об этом файле. А показывать, что он что-то там прочитал на экране монитора, ему не хотелось. Так он и мучился мыслями всю дорогу, а когда добрался – все решилось само собой. Паша, открывший ему дверь, сказал, что шеф прибудет только под утро и будет очень уставшим. На всякий случай Виктор поделился с Пашей своими сомнениями по поводу компьютерщика. Паша кивнул и ушел на кухню.
