— Надо подождать, — поддержал Добрынин и тут же зевнул, а следом за ним зевнул и Медведев.
— Крепкий чай надо сделать, — сказал капитан. — Я сейчас сделаю, а вы. Пал Алексаныч, посидите…
Оставшись один на один с приглушенным, почти «выкрученным» радиоголосом, Добрынин уперся локтями в поверхность стола, а подбородком в ладони. Его снова клонило в дрему, и какой-то пока негромкий, но назойливый шум возник в голове. Но в то же время замедленные, но живые мысли шевелились, порождая друг друга, и думал народный контролер, что подходит к концу его, может быть, последнее серьезное задание, и что скоро, конечно, после того, как поставят они с рабочими памятник майору Никифорову (почему-то не хотелось Добрынину в мыслях называть Никифорова подполковником или даже посмертным подполковником), поедет он сначала в Москву, чтобы отрапортовать своему другу генералу Волчанову, а потом уже в Киев, где его ждет встреча с дочерью и ее семьей. Может, тогда он и останется в Киеве, будет возиться с внуками или правнуками, получит там где-нибудь недалеко от дочери маленькую квартирку — разве не заслужил? — и станет доживать свой век, рассказывая своим и чужим внукам о таком богатом и героическом прошлом, не только о своем, конечно.
Мысли текли неспешно, плавно. А глаза закрывались, и, находясь на грани двух состояний, Добрынин пощипывал себе щеки, чтобы не провалиться в тяжелый сидячий сон, после которого, как он знал из прошлого, обязательно наступает головная боль.
К счастью, вскоре вернулся с чайником и двумя кружками Медведев. И народный контролер ожил.
Медведев покрутил ручку громкости — голос опять зазвучал уверенно и четко. Но тут же капитан приглушил его, кивнул сам себе.
— О моде говорят, — сказал он и посмотрел на часы. Пили чай, и Добрынин постепенно набирался какой-то горячечной бодрости. Потел и вытирал ладонью пот со лба. Тоже посматривал на часы.
Наконец отпипикали сигналы точного американского времени.
Снова пальцы капитана зажали карандаш. И сам капитан пригнулся к столу, словно к прыжку приготовился.
Побежали мелкие буквы по тетрадному листу.
Добрынин терпеливо ждал, а Медведев спешил, чертыхался, видимо, не успевая одновременно переводить и записывать все, о чем сообщалось.
Минут десять спустя новости закончились, и зазвучала неприятная рваная музыка, на фоне которой кто-то захрипел.
— Это у них песни такие! — сказал Медведев, увидев испуг на лице народного контролера. — Значит, так: они уже расшифровали две буквы на метеорите, английские буквы «К» и «В», и теперь ученые пытаются дальше расшифровать. Во всяком случае, они уверены, что там для них какое-то сообщение с другой планеты. Это они так думают из-за этих букв… — и тут Медведев замолчал, уставившись на исписанную мелкой буквенной вязью тетрадь.
Он наклонился пониже, и губы его постепенно искривились в недовольную гримасу.
— Что там? — заволновался Добрынин.
— Да тут… эти две буквы, они ж в английском такие же, как и в русском, только у нас они — Ка и Вэ…
— Ну и…?
— Ох, — Медведев вздохнул. — Кажется, я понимаю… «К В» — это Коля Вершинин… Вот сволочь!..
— Что, подписал? — вырвалось удивление у Добрынина. — Подписал свою фамилию?
— Инициалы… но хрен его знает, может, еще что-нибудь там написал, раз они говорят, что ученые еще работают…
Медведев глотнул остывшего чаю, выглянул в окно.
До рассвета было еще долго.
— Пошли к нему! — сказал, поднимаясь из-за стола, капитан.
Вдвоем вышли на площадку.
Было темно и холодно. Где-то внизу, в ущелье завывал ветер, но здесь его не было. Горел свет в заводском окошке, и доносился оттуда негромкий механический шум.
— Работают! — сказал с гордостью Добрынин, кивнув на горевшее окно.
— Да, знаю, — ответил капитан.
Когда они разбудили Вершинина, он еще минут пять не мог ничего понять, сидел на кровати в синих трусах и спортивной желтой майке и озадаченно хлопал глазами.
— Выпей воды! — грозно сказал ему капитан, протягивая стакан.
Вершинин послушно выпил.
— Давай, признавайся, писал что-то на метеоритах?
Инженер сощурил глаза и пристально посмотрел на Медведева, будто бы впервые в своей жизни увидел его.
— Ты не молчи! Подписывал что-то?
Добрынин следил за лицом капитана. Видел, как капитан начинает «закипать» злостью. Вспомнил, каким злым был капитан, когда Вершинин Сагаллаева избил. — Ты что, решил нас под статью подвести? — все громче и громче говорил Медведев. — Сначала Сагаллаева чуть не убил, теперь решил наш секретный завод американцам выдать, да?
Тут в глазах Вершинина блеснул испуг. Он словно отпрянул от капитана.
— Нет, ничего не выдать… — забормотал он. — Каким американцам?..
— Хватит, — сказал вдруг Медведев удивительно твердо и негромко. — Последний раз спрашиваю — писал что-то на метеорите?
— Да, — выдохнул Вершинин.
— Что?
— Почти ничего, только две буквочки… только К и В… вместо подписи…
— Зачем? Не забудь, говорим при свидетеле, если что соврешь — загремишь далеко! Зачем?
— Ну как это того… объяснить… Обидно ведь, я все это придумываю, а никто не знает, что это я. Вон в «Огоньке» всякие картинки печатают и под каждой — фамилия художника. А я сколько уже лет тут работаю, и ни грамоты, ни премии. Даже значка ударника не получил… Ну вот поставил хотя бы инициалы… Я ж фамилии не раскрыл своей, специально, чтобы никто не догадался…
— Да? А ты знаешь, что твои инициалы сейчас в Америке американские ученые изучают. Кто его знает, может, они и фамилию твою поймут!
— Ну я ж не знал, что он до Америки долетит! — развел руками Вершинин.
— Не знал?! — повторил капитан и значительно переглянулся с Добрыниным. — Он не знал, что это задание Родины — чтобы метеориты до Америки долетали! Ясно! Пошли, Пал Алексаныч!
Капитан Поднялся, за ним следом и Добрынин встал со стула. Пошли к двери.
— А мне что? Что делать? — нервно спрашивал, сидя на кровати, Вершинин.
— Спи, сволочь! — кратко сказал Медведев и, выходя в коридор, щелкнул выключателем, снова окуная комнату Вершинина в ночную темноту.
Вернулись в комнатку с радиостанцией. Снова поставили чайник. Потом пили не спеша и так же не спеша, рассудительно вслух думали: докладывать в Москву обо всем сразу или по частям. Добрынин, скорее всего из-за недосыпа, соображал туго. Медведев же сомневался и поэтому все какие-то новые идеи предлагал, но больше всего, ка казалось ему, подходило такое решение: сначала сообщить в Москву об успехе, а через несколько часов о том, что из-за недобросовестности инженера Вершинина на долетевшем метеорите могут оказаться две буквы.
