Банов задумался. Своих соседей по коммуналке он не любил, а значит понимал, как много вещей в бытовой и в личной жизни зависит от них. И, должно быть, поэтому, рука потянулась к кнопке звонка Шкарницкого. Тем более тот факт, что в разные звонки надо было звонить еще и разное количество раз, как бы насторожил директора школы. Это как раз и показывало, что совместная жизнь этой коммунальной квартиры в трехэтажном старинном доме, возможно, была излишне усложнена.
Шкарницкий, открыв входную дверь, оказался человеком малоприятной наружности, худым, высоким, сальным. И дело было тут не только в его давно немытых волосах, а и во всей внешности, включая и давно не стиранную одежду.
— Вы ко мне, товарищ? — встретил он Банова вопросом.
— Да нет, мне товарищ Ройд нужна, — ответил Банов, разглядывая стоявшего перед ним человека.
— А читать на стенах вы умеете? — без особого возмущения, но довольно неприятно вопросил Шкарницкий. — Там же написано: «Ройд — два звонка» и к тому же в другую кнопку!
И тут же, сказав это, Шкарницкий захлопнул дверь, так и не впустив директора школы в квартиру.
Ошеломленный Банов постояв пару минут в недоумении, придавил дважды кнопку звонка Ройд.
Минуту спустя дверь снова открылась. Женщина лет тридцати с лишним, с короткой аккуратной стрижкой, одетая в домашний сиреневый халатик, предстала перед Бановым, и он, смутившись, жевал губы, словно забыл обычные русские слова.
— Вы ко мне? — спросила женщина слегка простуженным голосом.
— Да, — отрывисто выдохнул директор школы.
— Проходите!
Общий коридор коммунальной квартиры был достаточно широк, но мебели в нем не было.
Зашли в комнату, тоже просторную, обставленную по-старому, словно все предметы в ней оставались на своих местах, несмотря на революционное перераспределение всяких ценностей, а может быть, именно благодаря ему, а именно — с помощью замены хозяев этих предметов мебели и быта.
— Садитесь! — женщина указала на стул за добротным овальным столом, стоявшим посередине комнаты. Сама же уселась напротив.
— Спасибо, — произнес Банов. — Я — Василий Васильевич Банов, или просто товарищ Банов. Директор школы, где учится ваш сын Роберт…
— Очень приятно, — кивнула женщина, и на лице ее на мгновение появилась улыбка, совсем не радостная, но очень приятная и честная. — Я — Клара Рудольфовна Ройд. Но… дело в том, что Роберт — не мой сын…
Видно, выражение лица Банова стало очень озадаченным, и поэтому женщина поспешила объяснить:
— Я сестра его отца, Кристиана Ройда, а мать его умерла от тифа шесть лет назад, но она и до смерти жила отдельно, где-то в Уссурийске. Поэтому мы с Кристианом как-то договорились, что для Роберта будем родителями, отцом и матерью.
— И он ничего не знает? — спросил Банов.
— Нет. Я надеюсь, вы тоже никому не скажете этого…
— Конечно, — пообещал директор школы.
— Я знаю, что вы вызывали Роберта к себе… он мне рассказал. Поэтому я и объяснила вам все… Извините, я не предложила вам ничего, но дело в том, что чай можно делать только на кухне, и тогда мы с вами не успеем поговорить, ведь надо было бы все время у чайника стоять… может, вы водки выпьете? У меня немного есть…
Банов облизал пересохшие губы, думая: а удобно ли согласиться на такое предложение.
— А где Роберт? — спросил он неожиданно, испугавшись, что мальчик может увидеть, как директор школы водку пьет.
— Он в клубе НКВД, в драмкружке там занимается. Где-то через часик вернется, — ответила Клара.
— Ну, тогда… пожалуй… — проговорил Банов, и женщина поднялась, достала из серванта початую бутылку и две стопочки. Потом рядом с ним поставила на стол два свежих огурца и солонку.
По первой выпили молча и как бы стесняясь друг друга, хотя, ясное дело, Банов чувствовал себя стеснительней и как бы неудобно.
— Я читал сочинение вашего сына… извините… Роберта. Оно называется «О чем мечтала моя мама»… Как бы вам сказать, товарищ Ройд, оно немного упадническое… он пишет, что вы больше ни о чем не мечтаете…. и как бы потеряли веру в жизнь…
— Называйте меня Кларой, пожалуйста, — попросила хозяйка. — Отчего же не мечтаю? Мечтаю, но не могу же я обо всех своих мыслях говорить ребенку?
— Какой же он ребенок? — пожал плечами Банов. — Ему ж скоро пятнадцать лет. Взрослый человек… Я, собственно, пришел поговорить из-за этого сочинения… и, конечно, думаю, что вам надо быть как бы веселой, больше мечтать и, что ли, быть задорней, как товарищу Роберта. Ведь от этого очень зависит его дальнейшая жизнь… Я бы понимал, если б он рос в семье алкоголиков, но у вас здоровая советская семья…
И тут Банов замолк, сообразив, что сказал что-то невпопад. Видно, водка, развязав его язык до полного отсутствия смущенности, пошла дальше.
— Я, извините… не имел в виду обычную советскую семью. Я ведь знаю, что у вас горе случилось… с отцом Роберта…
Женщина горестно скривила губы, разлила по стопкам водочки, провела пальцем под правым глазом, снимая слезу.
— Может, вам не хочется об этом говорить? — спросил Банов негромко. — Я вам не сказал, хотя еще точно не знаю… Я был знаком с одним Ройдом…
Удивленный взгляд хозяйки зажег ее глаза необыкновенным светом. Она уставилась на директора школы. Пальцы правой руки обняли на столе стопку да так и застыли.
— Вы знали Кристиана?
— М-м-м, мы не называли друг друга по именам… я был товарищ Банов, был там и товарищ Ройд, такой рыжий, веселый… из анархистов… Он мне часто говорил: «Банов, запомни, в жизни есть только два настоящих удовольствия…» — …это женщины и борьба! — закончила вместо Банова хозяйка, и тут же по ее щекам потекли слезы, и она уже не пыталась с ними бороться.
Банов, снова смущенный моментом, осушил стопку и молча смотрел на свой кусочек стола, боясь причинить Кларе еще больше волнений.
— Надо было сразу сказать… что вы знали его… — говорила женщина. — А вы про Роберта… сочинение…
— Но я… я пришел действительно из-за Роберта… — словно оправдываясь, проговорил Банов. — Я же директор школы… я отвечаю за воспитанников, а он написал такое сочинение… и про то, как папу отравили… Это правда?!
Клара тяжело вздохнула, пожала плечиками.
— Кто знает? — произнесла она. — Может, случайно… Вон ведь в столовой Мосавиахима тоже семь человек насмерть селедкой отравились…
— Да, я читал… — припомнил вслух директор школы.
И вдруг неприятная мелкая боль около лодыжки заставила его отвлечься. Он наклонился, прихлопнул рукой низ штанины, думая убить проникшего туда комара.
Хозяйка тем временем успокоилась немного, снова налила в стопочки. Стопочки были до того маленькими, что Банов даже не замечал произведенного глотка. Только механически откусывал свой огурец после каждого, обмакнув его перед этим в солонку.
