— Надо что-то придумать, — прошептал я. — Только им ничего не говори, — кивнул я в сторону служебного купе.
— Давай зараз пид брэзэнт його сховаем, — предложил Петр. — А там, можэ, дэсь выкынэмо по дорози.
Мы растянули брезент, подоткнув его края в щели между мешками и стенками вагона. Вернулись в купе.
Глава 64
Ближе к вечеру мы жгли костер перед вагоном, рассевшись на найденных поблизости пустых ящиках. Неопределенность ближайшего будущего раздражала меня.
Петр тоже сидел молча, понурив голову. Только Галя и Гуля разговаривали о чем-то, но я, поглощенный своими мыслями, не прислушивался к их тихому разговору.
Анализируя события прошедших дней, я все больше убеждался в том, что мы — уже отыгранные карты. Оставался один вопрос: кто играл нами, кто срежиссировал всю эту эпопею с песком, под прикрытием которого мы отвезли на границу Дагестана и Чечни оружие, а оттуда доставили к Ростову груз наркотиков? Теперь мы были явно в тупике, притом не только в железнодорожном. Мы уже никому не нужны, как и тот труп, что оставили нам на память военные. Глупо надеяться, что наш вагон снова отправится в путь. Разве что в обратный… Но и это скорее всего произойдет без нас.
Делиться своими соображениями с Петром я не решился. Пускай сам придет к такому же выводу, тогда и подумаем, что делать дальше. Но сколько времени придется ждать, когда он всерьез задумается?
Я представил себе нас с Петром в виде бомжей, сидящих на этих же ящиках в этом же месте у костра. Как ни крути, а это тоже один из возможных вариантов.
Только Галя и Гуля не вписывались в этот вариант.
А Галя и Гуля продолжали тихий разговор. Галя рассказывала о своем детстве в селе подо Львовом, о родительском хозяйстве. Говорила она по-русски с заметным акцентом.
Откуда-то из-за вагонов долетел до нас многоголосый пьяный смех. «В полку бомжей прибыло», — подумал я.
На потемневшем небе проявились звезды, сначала самые яркие. Трещал костер, разбавляя дымом вокзальный запах. Пламя костра напоминало мне об осени, о ритуальном сжигании опавших листьев на даче у родителей, о детстве.
Этот вечер принес не только ностальгические воспоминания. Нарастающий шум поезда привлек наше внимание. Женщины замолчали. Мы повернули головы в сторону основной магистрали на Ростов. Мощный прожектор приближавшегося локомотива, дотянулся до нас, оттолкнув, сумерки за границы светового коридора. Состав замедлил ход метрах в трехстах. У меня глаза заслезились от яркости прожектора и я, отвернувшись, увидел на грязной земле наши тени.
А поезд уже вползал между нашим и составом «ассорти», занимая единственную свободную ветку. Локомотив медленно проехал мимо, потянулись крытые товарные вагоны, испещренные трафаретным шифром.
Минут через пять после остановки состава мы ожили. Петр подкормил костер.
Подошел к вагону напротив.
— «Собственность станции Батайск-товарная», — прочитал он трафаретную надпись внизу.
Мои глаза, отдохнув от агрессивного прожектора, снова привыкали к мягкому свету костра.
— Ты нэ знаеш, дэ цэй Батайск? — спросил Петр.
— Нет.
— Чуть дальше, километров пять отсюда, — прозвучал где-то рядом знакомый мужской голос.
Я оглянулся. Насколько костер мог освещать наш участок коридора между двумя составами, никого не было видно.
— Хто цэ? Полковнык, вы? — громко спросил Петр.
Из-под вагона, принадлежавшего станции Батайск-товарная, выкатилась бутылка пива, потом вторая. Бутылочное стекло звякало, натыкаясь на камни.
Когда бутылки застыли возле наших ног и вернувшаяся к нам тишина показалась тревожной, из-под вагона выкатилась еще одна бутылка.
— Есть чем открыть? — спросил знакомый голос.
— Ну и свыня вы, полковныку! — сказал Петр и, вздохнув, присел на ящик.
— Ты чего? — Из-под колес батайского вагона вылез Витольд Юхимович. — Перепугался, что ли?
Полковник был одет все в тот же адидасовский спортивный костюм и джинсовую куртку. Он отряхнулся и посмотрел на Петра.
Петр не ответил. Только еще раз вздохнул.
— А у тебя есть, чем открыть? — Полковник посмотрел на меня.
Я поднял одну бутылку, зацепил ее ребром крышки о железную ступеньку нашего вагона и ударил сверху кулаком.
— С приездом! — сказал я, протягивая открытую бутылку полковнику.
Полковник взял бутылку, глотнул пива, утер свободной рукой короткие усы.
— Почему с приездом? — как ни в чем не бывало, спросил он. — Я сюда раньше вас приехал!..
Тут уже я пожал плечами. Внезапно нахлынувшая усталость отбила всякое желание задавать полковнику вопросы, которых поднакопилось немало.
— Наверно, он появился не для того, чтобы сразу исчезнуть, — подумал я.
— Ну что, — после второго глотка пива обвел нас полковник бодрым взглядом.
— Отдохнули? Пора и делом заняться!
Все посмотрели на полковника озадаченно.
— Собирайтесь, — сказал он.
— Куда? — спросил я.
Полковник посмотрел на часы, повернув циферблат к костру.
Через сорок минут отъезжаем, — произнес он.
— На чем?
— На поезде. Только не на этом! — Он кивнул на наш вагон. — Потом все объясню!
Последнее обещание полковника прозвучало весьма кстати. Петр поднялся с ящика, бросил выжидательный взгляд на женщин. Гуля и Галя тоже встали.
— Ну давайте, давайте, — торопил полковник Тараненко.
Он стоял под вагоном, пока мы собирали вещи. Посмотрев на Витольда Юхимовича из сквозного окна купе, я заметил на его лице печать усталости.
Отблики костра создавали драматическое, театральное освещение. Мешки под его глазами при этом освещении казались синяками, а само лицо было мертвенно бледным. Обычно аккуратные ровно подстриженные усы полковника потеряли форму.
«Видно, и ему нелегко далась эта дорога», — подумал я. Нет, я не жалел полковника, не ощущал никакого к нему сочувствия. Если кого-то мне и было сейчас жаль, так это наших женщин и идеалиста Петра. И себя, конечно, тоже было жаль. Полковники не бывают идеалистами. Наш полковник не был исключением, а значит, все его трудности являлись лишь тяготами военной службы. Не столько военной, сколько секретной. «Может, он романтик и авантюрист? — подумал вдруг я. — Ведь, судя по возрасту, в ГБ он пришел в то время, когда свободно путешествовать по миру могли только сотрудники разведки… Надо будет спросить его, много ли он путешествовал?»
Вещи были собраны. Галя и Гуля навели в нашем купе порядок, аккуратно сложили верблюжьи одеяла, посуду. Почистили тряпкой примус.