— Поверь, я не нарочно. То ли я сегодня не в форме, то ли ты в ударе.
Йонас недоверчиво улыбнулся и принялся снова тасовать карты.
Альба с любовью смотрела на подростка, сидевшего по-турецки на ковре из некрашеной шерсти, — на его хрупкий торс, худые плети рук, бесконечно длинные кисти и пальцы. Хоть тетка с племянником и частенько перекидывались в карты, у него не развилось ловкости, свойственной заядлым игрокам; движения не были ни быстрыми, ни точными, он не поддавался искушению прибегать к вальяжным жестам, которые так пленяют девчонок, и флегматично тасовал колоду.
За это она его и любила. Он до сих пор не угодил ни в один из бесчисленных капканов, в которые то и дело попадают подростки. Легко и естественно он избегал обычных подростковых приемчиков, желания пустить пыль в глаза и оставался непохожим на других. Да живи он даже с отъявленным мошенником, этот мальчик не подцепил бы его дурных манер.
Она рассмеялась:
— Послушай, а может, ни один из нас не любит этой игры?
Йонас удивленно вскинул голову, тряхнув белокурой шевелюрой. Она пояснила:
— Ну представь: в один прекрасный день выясняется, что мы оба ненавидим играть и в мистигри, и в белот, но каждый притворяется, чтобы доставить удовольствие другому.
Он прыснул, потом вздохнул:
— Во всяком случае, что бы я ни делал только ради тебя, мне это было бы приятно.
Его заявление умилило ее. Как он хорош, этот мальчик с красиво очерченными губами, в цвет своей футболки…
— Я тоже, — вздохнула Альба, пытаясь подавить нахлынувшее волнение.
И почему другие мужчины не похожи на него? Почему бы им не быть такими же чистыми, простыми, внимательными, великодушными — тогда бы их было так легко любить! Почему с племянником у нее взаимопонимание куда лучше, чем с сыном или мужем? Она тряхнула головой, чтобы прогнать непрошеные мысли, и провозгласила:
— Ты волшебник!
— Разве?
— Или колдун.
— Неужели? Я что, выкинул какой-то удачный трюк?
Она качнулась к нему и, ущипнув его за нос, выпалила:
— Ты похититель сердец.
Но в тот же миг ощутила мгновенный тошнотворный укол: она сфальшивила, вымучивая улыбку и преувеличивая восторг.
Глаза Йонаса затуманились, он побледнел и, отвернувшись к окну, прошептал с горестной складкой в углу рта:
— Иногда мне очень этого хочется.
Она вздрогнула. Вот дура! Только сейчас она осознала бесконечный идиотизм своей милой шуточки. «Похититель сердец»! Как раз этих-то слов и следует избегать в разговоре с мальчиком, который…
Она вскочила с пылающими щеками, ей хотелось убежать. Быстро, сменить декорации! Затушевать промашку, он не должен думать о своем несчастье…
Она подбежала к окну:
— К черту карты! Давай-ка лучше прогуляемся!
Он взглянул на нее с удивлением:
— По снегу?
— Конечно!
Она наслаждалась его удивлением. Предлагая ему прогуляться, она поступала не так, как осторожная мать Йонаса, окружавшая его теплым коконом домашнего тепла.
— Крестная, ведь там скользко…
— Разумеется!
— Ура! Ты классная!
Возбужденные, как собаки в предвкушении прогулки, Альба и Йонас перерыли платяные шкафы в поисках подходящей одежды и, напялив анораки, подбитые мехом сапоги и двойные перчатки, выскочили на улицу.
Их охватил мороз, неожиданно крепкий и бодрящий.
Держась за руки, они пробирались по тропинке.
Утро было ослепительным. На ясном, без единого облачка, небе сияло солнце. Снег выровнял холмы, пруды, дороги и луга; земля была укутана пухлым одеялом, белизна которого нарушалась пятнами редких домишек, скрюченными силуэтами карликовых берез и черными нитями ручьев.
А внизу дышало море, обдавая мощным запахом соли и водорослей, насыщенным безбрежностью.
Йонас поежился:
— Как по-твоему, это начало весны или конец зимы?
— Ну, у нас двадцать первое марта — это еще середина зимы. Солнце-то ползет вверх, но о показаниях термометра этого не скажешь. Будут и заморозки, и снегопады.
— Безумно люблю наши края! — выдохнул Йонас.
Альба улыбнулась. И с чем бы ему сравнивать родной остров, ведь он никогда его не покидал? Его восторг выражал совсем иное: он обожал жизнь, наслаждался ею, несмотря на то что она давалась ему непросто и была чем-то сродни суровому здешнему климату.
Зазвонил мобильник. Неловкий в толстых перчатках, Йонас нажал нужную кнопку и поздоровался со своим другом Рагнаром.
Слушая его, он побледнел.
Альба заволновалась:
— Что случилось?
— Эйяфьоль
[26]
проснулся.
— Что? Вулкан?
— Сегодня ночью…
Йонас продолжал слушать рассказ Рагнара. Альба запаниковала. Их «хижина»! Их родной дом, где они с сестрой выросли, находился как раз неподалеку. Его же могли разрушить подземные толчки, его могло накрыть лавовым потоком, засыпать пеплом!
Пока Йонас говорил по телефону, она нервно топталась на месте, страдая от неизвестности. Вот уже два столетия вулкан дремал, и в продолжение этого долгого сна несколько поколений ее семьи жили в деревянной хижине с дерновой крышей… Конечно, уже для ее матери, а затем и для них с сестрой хижина стала местом летнего отдыха, где можно было провести месяц в году вдали от города, и это были чудесные дни, напоенные прошлым, вековой историей семьи Олафсдоттир.
Наконец Йонас попрощался с другом и поспешил поделиться с тетушкой:
— Объявлено чрезвычайное положение. Произошло извержение на перевал Фимвордухалс. Жителей деревни Фльотсхлид будут эвакуировать из-за угрозы наводнений.
— Наводнений?
— Из-за высокой температуры лавы глыбы льда и фирнового снега растопятся, крестная.
Она перевела дыхание: их хижина была не там!
Осознав это, она тотчас поняла, что ни секунды не думала о фермерах. Ее домишко пустовал почти целый год, и она глупейшим образом распространила свой случай на остальных обитателей тех мест: но они-то жили там постоянно, и их жизни угрожала прямая опасность.
— Есть какие-то прогнозы? — спросила она.
— Вулканологи считают, что ситуация сохранится еще некоторое время.
— Съезжу посмотрю, как у нас там дела. Завтра же.
Она схватила Йонаса за руку, будто увлекая его за собой в путешествие.
