— Разве это называется радость? — возразила я. — Это называется старость.
Тома покачала головой.
— Нет. Совсем не старость. Ты же не считаешь себя старухой, перестав целые дни скакать во дворе в классики?
— Это другое, — возразила я.
— Нет, — усмехнулась Тома, — просто этого не поймешь, пока не вырастешь. Научись ценить каждую минуту и радоваться жизни, тогда расти будет приятно.
— И ты рада жизни?
— Да, — просто ответила Тома и улыбнулась. — Я рада жизни. Вот пива попила — рада. Тебя, наконец, увидела — очень рада. Через шесть часов у меня самолет в Лондон, там побуду два дня — и домой, к своим. Рада. Вот, возьми, пока не забыла, подарок тебе… — Она полезла куда-то и вынула сверток.
Я развернула — это было что-то вроде плотной шерстяной шали.
— Что это? — спросила я.
— Индейская накидка из шерсти ламы. Ручная работа.
Видимо, на лице у меня отразилось все, что я думаю о шерсти ламы и индейских руках.
— Подаришь кому-нибудь, — примирительно улыбнулась Тома. — Маме.
— Я тоже тебе подарок привезла, — вспомнила я, залезая в сумочку. — Вот.
— Что это? — спросила Тома.
— Процессорная бижутерия. Вентилятор с системой подсветки, там диоды и неон… — Я осеклась. — Подаришь сыну.
— Спасибо, — кивнула Тома. — Ну, бывай. Пиши, если что. Главное — найди себя и пойми, что ты хочешь в этой жизни. И все у тебя будет тоже хорошо.
— Тома, — спросила я. — А вот если бы существовало такое место… Такое устройство, которое могло исполнить любое твое желание… что бы ты пожелала?
— Я бы пожелала снова стать такой, как ты — юной и дерзкой.
— Так тебе все-таки не нравится скучный быт, дом-служба-дети? — растерялась я.
— Нравится, — проворковала Тома, деловито запихивая сигару в пепельницу. — Но это как игру пройти второй раз.
Часть 4
Дикая природа
Воронеж
Я смерила Дашу взглядом. Она стояла потупившись — пунцовая, как школьница.
— Пустые слова, — жестко отрезала я. — А суть вот: вы, Дарья Филипповна, полностью провалили задание, которое я вам дала. Так?
— Я… — снова подняла голову Даша, но больше я ее не слушала.
— Самая отвратительная черта в людях, — сообщила я, — это неумение признавать свои ошибки. Вы, Дарья Филипповна, получили командировку в Воронеж. Так? Какое было ваше задание?
— Найти точку и сообщить, что там.
— Прекрасно. — Я принялась морозить ее взглядом. — Теперь я спрашиваю: что там?
— Я же говорю, наверняка он просто ездил туда на рыбалку! И отметил точку!
— Где рыба клюет? — усмехнулась я.
— А почему нет? — Даша цеплялась за надежду.
— А почему да? Вы там были?
— Почти! Я была почти там! Плюс минус пара километров! Там ничего нет, клянусь, там острова и вода! Я приехала в Воронеж, я выяснила, где этот район… Там болота и речки! Там какой-то кошмар! — Даша в отчаянии покусала губы. — Меня с одной стороны привезли к берегу, потом со второй… Но там надо плыть на лодке, а лодки нет!
— Значит, надо было найти лодку! — жестко возразила я.
— Но где? Там и деревни-то нет, а уже было поздно, темнело…
— Поэтому я и говорю: вы не выполнили задание, Дарья Филипповна. И не имеете мужества в этом признаться.
— Вам легко говорить, Илена! — Она шмыгнула носом. — Из теплой удобной Москвы! А когда вокруг глина, обрывистый берег и вода, и нигде нет лодки…
— Надо было искать! — отрезала я строго.
— Да там негде искать! Там даже людей нет! Это было очень сложное задание!
— И оно не выполнено.
— Я изучала в Google.maps! — захныкала Дарья. — Там действительно нет ничего, кроме озер! Он ездил на рыбалку с друзьями, клянусь! — Даша потупилась.
— В Google.maps и я могу посмотреть, — жестко возразила я. — Для этого незачем ездить в Воронеж. Прогуляться по глиняному бережку и вернуться с пустыми руками, рассказывая мне сказки про рыбалку? Откуда в людях это идиотское желание, завалив все, упорствовать и не признавать своих ошибок?
— Но я же не отказываюсь, я готова признать ошибку… Да, я ошиблась… Да, не справилась… Я съезжу снова! — Даша вызывающе вскинула голову. — Завтра же! За свой счет!
— Нет, — отрезала я.
— Хорошо, я исправлюсь: съезжу в Тамбов!
— Нет, — отрезала я. — В Тамбов съезжу я. И в Анталию. Без вас. Вам, Дарья, ничего нельзя доверить.
Багаж знаний
Поезд прибыл на платформу Тамбова рано утром. Отойдя от тоскливого вокзала в место, более приличное в плане цен на транспорт, я подняла руку, и тут же налетела стайка авто, как всегда, подарив мне трогательное ощущение, будто я старая дорогая саундкарта, для которой существует множество драйверов, и остается выбрать лучший. Какая женщина не любит ездить в авто? Ведь это на сегодняшний день самый простой способ почувствовать себя работодателем, нанявшим себе работника, хоть на полчаса.
Драйвер первого авто мне не понравился скулами, такими же широкими, как кепка на голове. Кепки меня всегда бесили.
Второе авто тоже было отправлено вдаль без дискурса, поскольку в ней уже сидел пассажир, а драйверскую жадность следует наказывать.
Третий водитель мне понравился сразу. Он был немолод, но черты его лица от седых волос до конического подбородка излучали такое благородство, какое может появиться лишь у актера старой французской ленты после недели съемок нон-стоп. Elderly с таким лицом хорошо бы смотрелся на «Ягуаре», но отнюдь не в потертых «Жигулях» среди серых корпусов Тамбова. Впрочем, и одет он был, мягко говоря, не как Puttin'on the ritz, но за лицо можно было простить и это. Импозантный Ausstrahlung подчеркивала правильная русская речь, которая, признаться, всегда была редким гостем на территории нашей страны.
Считая себя не без оснований лучшим филологом страны, наибольшее уважение у меня всегда вызывала длина фразы — безошибочный критерий интеллектуального уровня, будь то речь устная, письменная или длина музыкальной фразы в симфонической партитуре. Я уважаю редкое для человека умение оперировать в устной речи фразами длинными и согласованными. Большинство людей не умеет толком состыковать даже короткую фразу, и лишь фабрика грез, созданная многовековым трудом писателей и сценаристов, заставила нас поверить, будто мы и впрямь умеем сносно разговаривать в этой реальности. Меня буквально выворачивает наизнанку, когда из телевизора раздается деловитое бухтение очередного сериала: «Калач я тертый, воробей стреляный, знаю, почем фунт лиха, да только зря не послушал пахана, что мочкануть предлагал и тебя, и дружка твоего, налоговика, а теперь, видать, твоя взяла, лейтенант, так стреляй уж, мент поганый, чего медлишь…» И мне сразу видится бородатый и усталый член Союза сценаристов на шестом десятке, у которого справа от ноутбука лежит чеховская «Чайка», слева — справочник блатных татуировок, на экране распахнут новостной сайт в разделе криминальной хроники, а за спиной лупят орущих внуков домашние женщины. Особенно смешно, когда подобный текст в сериалах зачитывают такие же старые театральные актеры, пытаясь скрыть извинение и растерянность на своих интеллигентных мордах. Впрочем, их я как раз извиняю: таковы суровые законы шоу-бизнеса, и нет ничего странного в том, что лютый голод рано или поздно поднимает мхатовца с насиженного места и гонит к человечьему жилью.
