В результате розыска второй бомбы они нанесли моему жилищу невосстановимый урон, выразившийся в порче полового и стенового покрытий, и нашли еще килограмм не принадлежащего мне золота в монетах царской чеканки. Не найдя вторую бомбу, они заявили, что не уйдут из моего дома, пока не получат от меня соответствующих признаний. Пусть даже он вместе с ними взлетит на воздух. И еще раз показали устройство первой бомбы. Сильно испугавшись, я в принудительном порядке дал добровольные чистосердечные показания, в чем в настоящий момент чистосердечно раскаиваюсь…
Хочу заявить, что врагов, способных подложить под меня бомбу, у меня нет, и все это сделали следователи Грибов и Григорьев с целью получения от меня письменного раскаяния…»
Ну, что скажете?
— Что? Скажем, что получили добровольные, оформленные по всей форме показания от подозреваемого Семенова. Которого, кстати, весь отдел не мог уцепить полгода. И про которого вы говорили, что он вам всю кровь попортил.
— Я спрашиваю не о результате. И не о своей крови! А о методах. О методах ведения следственных действий!
— О каких методах? — удивился Григорьев. — Методы были самые гуманные. Никто его пальцем не тронул. Никто слова недоброго не сказал. Наоборот, мы всячески старались спасти жизнь гражданина Семенова. По его собственноручно написанной просьбе. Как в передаче «Телефон спасения 911». А он вместо благодарности на телевидение жалобу прокурору написал. Вот и спасай после этого…
— А как туда, я вас спрашиваю, бомба попала?
— Ума не приложим. Может, ее пацан его принес. Дети любят с улицы всякий хлам в квартиру тащить. Который на помойке нашли. Тем более вовсе это не бомба. А просто кусок хозяйственного мыла с будильником.
— Все бы вам юродствовать. Все бы шутки шутить. Ну, Григорьев понятно, он в спецназе служил, до того как к нам попал. С парашютом прыгал. Где, похоже, последние мозги и растряс. Но ты-то, Грибов, интеллектуал, логик, юрфак МГУ с красным дипломом окончил. Ты-то как мог докатиться до противозаконных методов ведения следствия?
— Во-первых, противозаконных действий не было. Было превышение служебных полномочий. За что следует максимум устное порицание. И что вам впоследствии подтвердит уважаемый господин прокурор. Во-вторых, что, подчеркиваю, является моим частным мнением, считаю, что в настоящий момент применение более действенных, хотя и чуть менее законных методов борьбы с преступностью правомерно. Так как страна находится в периоде становления дикого капитализма, характерного, например, для США не самой гуманной юриспруденцией конца прошлого века…
— Ну ты еще нам вестерны начни пересказывать.
— Совершенно верно. Период накопления первоначального капитала характеризуется увеличением преступных эпизодов и как следствие упрощенным судопроизводством, делегированным на местах одному выборному лицу — к примеру, шерифу поселка. Он в случае необходимости осуществляет следствие, ведет за ним надзор, заключает подозреваемых под стражу, выносит приговор и приводит приговор в исполнение…
— Шериф, говоришь?
— Так точно. Шериф!
— А я, по-твоему, осел. Которому ты тут без конца сказки впариваешь? И которые я тут слушаю.
— Никак нет. Вы подполковник. Товарищ подполковник.
— Я знаю, что я подполковник! Ты лучше скажи, что мне с этой жалобой делать. Гражданина Семенова.
— Ничего не делать.
— Не могу я ничего не делать. Потому что это сигнал. Не первый. И, судя по вашему поведению, не последний. На который я должен реагировать соответствующим образом…
— А вы скажите ему, что вторую бомбу-то все еще не нашли. И что найти ее могут только отвлекаемые по пустякам следователи Грибов и Григорьев…
— Вы из меня дурака не сделаете.
— А мы не делаем. Это все равно невозможно.
Присутствующие сдержанно заулыбались, захмыкали. Что подполковник мимо ушей не пропустил.
— В общем, так. Вы мне со своими художествами и сказками надоели. Тоже мне, братья Гримм нашлись. То бомбы подбрасывают. То, понимаешь, заложников освобождают вместо тех, кому это делать положено. Все! Считайте, мое терпение лопнуло. Буду ставить вопрос о вашем профессиональном несоответствии и…
Разгневанную тираду подполковника прервал резкий телефонный звонок. Прямого с вышестоящим начальством аппарата. Подполковник схватил трубку. На другой звонок он бы, наверное, не среагировал. Но этот не услышать не мог.
— Сейчас продолжим, — кивнул он подчиненным и поднес трубку к уху. — Да.
Да.
Да.
Так точно.
Будет сделано.
И аккуратно положил трубку на рычаг. И даже прижал ее сверху ладонью.
Следователи напряженно заерзали на стульях.
Подполковник помолчал. Вздохнул, бросил на только что прочитанный лист карандаш и сказал уже заметно подсевшим тоном:
— Закурить у кого есть?
Следователи разом протянули три разномастные сигареты. И три зажигалки. Подполковник закурил. Два раза затянулся и смял сигарету в пепельнице.
— Грибов и Григорьев — на выход.
— Когда?
— Немедленно.
— Как немедленно? Вы же говорили, что будете ставить вопрос насчет соответствия…
— Идите. Идите. Клоуны. Навязались на мою голову.
— Куда идти? Товарищ подполковник?
— Идите… Сами знаете, куда идите… К генералу идите…
— А мы? — спросили следователи.
— А вы сидите! — приказал подполковник. — Или, впрочем, тоже идите. Покурить. Минут на десять. Но через десять минут снова всем явиться ко мне.
— Товарищ подполковник! Время уже…
— Через десять минут! Все! До единого! И не дай бог хоть кто-то…
Глава 2
Кабинет генерала мало напоминал кабинет настоящего генерала. Никаких новомодных наворотов в виде подвесных потолков и офисной мебели. Длинный стол. Два ряда придвинутых к нему стульев. Лампа. Телефон. Ретро-шкаф. Двухкамерный личный сейф. Все просто и функционально. Из предметов роскоши — только удобное кожаное кресло, стакан в серебряном подстаканнике и портрет Андропова на стене. Почему именно Андропова — уже давно никто не спрашивал. Привыкли.
Генерал был такой же, как кабинет. Без излишней вычурности. Но не без чувства достоинства.
— К вам следователи Грибов и Григорьев, — доложил дежурный.
— Пропустите, — распорядился генерал. — Да, и вот еще что, соорудите три чашки чаю. Покрепче.
Следователи открыли высокую, обитую дерматином дверь. И еще одну.
— Товарищ генерал! По вашему приказанию…
— Проходите. Садитесь, — кивнул генерал на стулья.
