— Что выиграла?
— Главный приз.
— Я?!
— Вы.
Лотошник достал из кармана завернутые в газету доллары.
— Вот.
Женщина развернула газету. В ней лежали стодолларовые купюры. Несколько десятков стодолларовых купюр.
— Сколько здесь? — испуганно спросила женщина,
— Что сколько?
— Денег в выигрыше?
— Я не знаю, — стушевался лотошник. — То есть я хочу сказать, что меня просили только передать. Приз. Я вас поздравляю, — и быстро пошел, почти побежал от подъезда.
— Погодите! Это какая-то ошибка! — крикнула вдогонку счастливая обладательница главного приза.
Но лотошник лишь прибавил шаг. Женщина растерянно оглянулась. Взгляд ее скользнул по двору, по противоположному дому, по окнам подъезда, где на втором этаже, глядя на нее, стоял Ревизор. Стоял ее сын. Их глаза на мгновение встретились. И разошлись.
Мужчина дождался, когда женщина со свертком закрыла за собой дверь подъезда, спустился вниз и вышел со двора. Его лицо ничего не выражало. Ни сожаления, ни отчаяния, ни облегчения. Вообще ничего. Его лицо было неподвижно, как фотография. Как фотография на могильном памятнике. Как его фотография, на его могильном памятнике.
Глава 6
— Я все подготовил, — сказал мужской сквозь слой поролона голос. — Все подготовил как надо.
— Вы уверены?
— Уверен. Смотрите телевизор. Сегодня будет интересующая вас передача. Будет очень интересная передача. По десятому каналу.
— Хорошо, посмотрю. Раз вы советуете.
— Советую.
— Я позвоню. Еще раз. Сразу после передачи. Мне интересно знать ваше о ней мнение.
— Звоните.
— До свидания.
— Прощайте.
Вначале в зал вошли телохранители. Молча разошлись по сторонам, потеснили из помещения ведущих уборку служащих.
— Вы кто? Вы зачем? Нам надо убирать…
— Уберете. После.
Телохранители затворили двери. Прошли по залу с детекторами взрывчатки и двумя специально натасканными на мины собаками, обследуя каждый метр пола.
— На окнах нужно опустить плотные шторы, — распорядились они.
— Зачем шторы?
— Затем, что нужно.
— Но будет темно!
— Лучше темно, чем страшно. Опустите шторы. Иначе мероприятия не будет.
Через час в зал стали подтягиваться телевизионщики.
— Подойдите, пожалуйста, сюда, — вежливо попросили телохранители.
— Мы?
— Вы.
Журналисты подошли. Оживившиеся собаки потянулись носами к людям и их багажу.
— Будьте любезны, откройте кофры.
— Это что, обыск? — возмутились телевизионщики.
— Ни в коей мере. Мы не имеем права вас обыскивать. Мы просто просим показать, что у вас в кофрах.
— Это самоуправство.
— Но продиктованное необходимостью. Вы журналисты, вы лучше других знаете, что на Хозяина было уже два покушения.
— При чем здесь мы?
— При том, что, если мы пропустим взрывное устройство, пострадают все. В том числе вы.
Телевизионщики открыли кофры. Телохранители перебрали бывшие в кофрах принадлежности в поисках спрятанного оружия.
— Будьте любезны, поднимите руки.
Телевизионщики подняли руки. Они уже не протестовали, они продумывали телевизионные сюжеты и газетные заметки на тему унижения отечественной журналистики при исполнении ими творческих обязанностей. Отчего перестали препираться.
— Юбки снимать? — сказала журналистка фразу из будущей статьи.
— Юбки не надо. Проходите.
Телевизионщики установили прожектора и закрепили на столе микрофоны. Газетчики приготовили диктофоны.
Из боковой двери быстрыми шагами, в окружении нескольких человек, к столу президиума прошел мужчина.
— Сюда, пожалуйста. В это кресло напротив микрофонов. Здесь вам будет удобно.
Услужливые руки подставили, придвинули кресло. Мужчина сел и уверенно-внимательным взглядом осмотрел зал.
— Можно начинать?
Телохранители, бесшумно передвигаясь, встали у проемов дверей и у стен, сбоку от журналистов. Начальник службы безопасности еле заметно кивнул.
— Валяйте. Начинайте.
— Разрешите пресс-конференцию считать открытой.
По залу прокатился шелест затворов фотоаппаратов. Короткие молнии фотовспышек на мгновение ослепили сидящих в президиуме людей.
— Нашего сегодняшнего гостя, я думаю, вам представлять не надо. Поэтому предлагаю сразу перейти к вопросам. Прошу вас…
Интервью длилось час.
Через час был задан главный вопрос. Который все хотели, но боялись задать.
— «Городские ведомости». В обществе ходят упорные слухи о вашей ссоре с Главой областной администрации. Мы бы хотели услышать, так это или нет? И если так, то узнать причины происшедшей размолвки.
Интервьюируемый напрягся лицом и даже привстал со стула.
— Кто это говорит? — почти закричал он. — Кто?! Назовите мне, кто это вам сказал? Фамилию назовите!
Фамилию никто не назвал.
— Вот вы журналисты, вы должны освещать факты, а вы собираете сплетни.
Разнервничавшийся интервьюируемый подался вперед, словно желая приблизиться к журналистам. Он почти коснулся микрофонов и с угрозой в голосе сказал:
— Хочу сказать, что отдельные наши газеты превратно толкуют информационную свободу. Они толкуют ее как вседозволенность! Пользуясь непроверенной информацией, они вводят в заблуждение своих читателей, провоцируя в обществе нездоровые настроения. Хочу предупредить, что лично я не оставляю без внимания периодическую печать. И готов судиться с…
Далее произошло что-то непонятное. Что-то страшное. Один из микрофонов, к которому приблизил лицо говорящий, вдруг взорвался, разбросав вперед и в стороны искры огня.
Присутствующие в зале ахнули, отшатнулись от сцены, бросились к дверям. Но быстро пришли в себя. Засудачили.
— Что случилось? Что?
— Микрофон! Там микрофон взорвался!
— Я видел, что микрофон. Почему он взорвался?
— Может, короткое замыкание?
— Какое, к черту, короткое замыкание? Он взорвался.
Охрана, выхватив пистолеты, заметалась по залу.
— Стоять! К стене! Всем стоять!..
Подбежали к упавшему за стол шефу.
