Моя связь с Аней была двухсторонней. Что знала она, то знал и я. Я понял, что она любит меня всем сердцем, истинной любовью богини к смертному. Но это было не все. Я понял, как можно уничтожить и Сетха, и всю его планету, и даже его звезду, тем самым устранив опасность, угрожавшую Ане и остальным творцам. Пусть мне нет до них дела, пусть неприязнь к самозванцу Золотому не угасла, но я раз и навсегда покончу с Сетхом, который стремится убить Аню. Чего бы мне это ни стоило.
Она поняла, что я хочу сделать.
– Нет! Ты погибнешь! Мы не сможем восстановить тебя!
– Какая разница?! Выполняйте!
Любовь и ненависть – чувства-близнецы, две силы, приводящие в ход вечный двигатель человеческих страстей, присущи лишь созданиям с горячей кровью. Я любил Аню, любил, несмотря на ее предательство. Знал, что так не может продолжаться; хотя нам и удалось похитить несколько мгновений счастья, быть вместе вечно нам не дано. Лучше уж положить всему конец, навек покончив с болью и страданиями жизни, а взамен принести моей любимой в дар жизнь вечную.
А еще я ненавидел Сетха. Он унизил меня, истерзал мое тело и мою Душу, низвел до роли послушного автомата. Будучи человеком, я ненавидел его со всей непримиримой яростью, на которую способно наше племя. Моя ненависть к нему простиралась сквозь все эпохи, сквозь бездонные пропасти, разделявшие наши миры и наши племена, сквозь все пространства и времена. Моя смерть бесповоротно развеет его надежды; пылкая, кипевшая в крови ненависть подсказывала мне, что моя смерть – ничтожно малая цена за уничтожение его и его народа.
Усилием воли я остановил вращение тела и стрелой послал себя к бурлившему багряному Шеолу.
"Гибель ждет не только меня, – думал я. – Гибель ждет не только Сетха и его мерзостное отродье – погибнет и его планета, и даже ее светило. И эту погибель принесу я".
Сетх слишком поздно понял, что утратил контроль над моим телом. Его охватило изумление, смешивавшееся с отчаянием и паникой.
"Все твои речи от начала и до конца были ложью, – мысленно сказал я ему. – Теперь я поведаю тебе одну окончательную истину. Твоему миру конец. Вот!"
Вея энергия, которую творцы могли взять у тысяч звезд на протяжении всех веков континуума, была сконцентрирована на мне. Мое тело стало средоточием сил, способных развеять в пыль целые планеты, взорвать звезды, даже вспороть саму ткань пространственно-временного континуума.
Разгоняясь, я мчался сквозь пространство к кроваво-красному Шеолу – уже не человеком, а ослепительной молнией безумного накала, целя прямо в гнилое сердце умиравшей звезды. Щупальца бушевавшей плазмы тянулись ко мне. Сиявшие ионизированным газом протуберанцы вздымались над поверхностью звезды, выгибались арками, будто врата печей для сожжения живых душ. Уже лишившись тела, я все еще видел клокотавшую поверхность звезды, булькавшую и пенившуюся, будто колоссальный ведьмин котел. Меня пронизывали магнитные поля, способные без труда мять несокрушимую сталь, будто воск. Огненные фонтаны обрушивали на меня целые потоки смертельной радиации, словно Шеол пытался защититься от меня.
Напрасно.
Я низринулся в коловращение бушевавшей плазмы, отыскивая плотное ядро, где атомы сливаются вместе, порождая гигантскую энергию, поддерживавшую горение звезды. С мрачным удовлетворением я убедился, что Шеол уже умирает сам по себе, что его ядерная топка горит неровными всполохами, потрясавшими звезду, балансировавшую на тонкой грани между угасанием и взрывом.
– Я помогу тебе умереть, – провозгласил я, обращаясь к звезде. – Я положу конец твоим мучениям.
Все глубже и глубже уходил я сквозь слои сгущавшейся плазмы, прямо к сердцу Шеол а, где элементарные частицы сжаты настолько плотно, что алмаз по сравнению с ними мягок, как глина. Все глубже и глубже в бездны ада, где невероятное тяготение раздавливало даже атомы, и дальше вглубь пробивал я путь сквозь потоки жесточайшего гамма-излучения и нейтрино, глубже, к страшному ядру звезды, где тяжелые атомные ядра создают такие температуры и давления, что не выдерживают их сами.
И там я дал выход всей заключавшейся во мне энергии, будто вонзил клинок в сердце непримиримого, заклятого врага. Словно прекратил мучения безнадежно больного.
Шеол взорвался. Я умер.
31
Наступил момент полнейшей, окончательной гибели. Звезда взорвалась, извергая энергию, направленную мной в ее сердце, и я вдруг понял, что творцам известно куда больше, чем мне.
Я умирал. В неистовой, невообразимой круговерти мое тело разлетелось на мельчайшие части; даже атомы, составлявшие некогда мое естество, даже их ядра разлетелись странными, эфемерными частицами, вспыхнувшими на неуловимую долю секунды, а затем обратились в призрачную чистую энергию.
Но мое сознание не исчезло. Меня терзали все муки ада – Шеол взорвался не один раз; он взрывался снова и снова.
Само время разорвалось вокруг меня. Я завис в бесконечности, сохранив лишь сознание, а планеты закружились вокруг Солнца в бешеном хороводе, превратившись в метеоры, дуги, круги света, разноцветные обручи, отражавшие золотое великолепие центрального светила.
Миллионы лет проносились перед моим ставшим богоравным взором. Лишенная телесной оболочки, та сущность разума, которая и есть я, в мельчайших подробностях пронаблюдала, к чему привела гибель Шеола.
Не без изумления осознал я, что уничтожил звезду не полностью. Она была слишком мала, чтобы в единой вспышке стать сверхновой, пережить катаклизм, после которого не остается ничего, кроме крохотного пульсара. Нет, Шеол потрясла куда менее сокрушительная катастрофа, которую позднее земные астрономы назовут вспышкой новой.
Но все-таки сокрушительная.
Первый взрыв сорвал со звезды внешнюю оболочку. Шеол вдруг засверкал ослепительно ярко; сияние его стало видно за тысячи световых лет. Газовая оболочка звезды расширилась, охватив единственную планету Шайтан испепеляющими объятьями смерти.
Небо над этой сумрачной, пыльной планетой вдруг засветилось ярче тысячи солнц. Все, что могло гореть на ее поверхности, мгновенно запылало – деревья, кусты, травы, животные вспыхнули факелами. Но пламя мгновенно угасло, как только испарилась сама атмосфера Шайтана, сметенная в космос немыслимым жаром. Ничтожные капли воды, имевшейся на поверхности планеты, мгновенно выкипели.
Жгучий жар ворвался в подземные города шайтаниан. Миллионы рептилий окончили свою жизнь в муках, хрипя иссушенными, выжженными легкими. За считанные секунды весь воздух улетучился, и спасшиеся от огня задохнулись; легкие их лопались, глаза вылезали из орбит. Старейшие, крупнейшие патриархи издыхали, шипя и визжа от боли, разделив участь ничтожнейших из своих клонов.
Скалы на поверхности Шайтана плавились, горы растекались огненной лавой, стремительно застывая громадными стеклянными полями. Сама планета стонала и содрогалась от потрясавших Шеол катаклизмов. Ее каменистая пыльная поверхность совершенно очистилась от всего живого. В подземных городах остались лишь обугленные мумии, на века защищенные от тления идеальным вакуумом, уничтожившим все микроорганизмы на Шайтане.
