Я понял, что мне тоже будет позволено существовать, лишь пока я полезен. Как только я стал не нужен творцам, они покинули меня. Как только я стану бесполезен Сетху, он уничтожит меня.
"Но прежде чем ты умрешь, макака-переросток, – язвительно продолжал враг рода человеческого, – я позволю тебе удовлетворить твое обезьянье любопытство и увидеть планету Шайтан. Это станет последней радостью в твоей жизни".
24
Сетх тяжелой поступью сошел с возвышения, где стоял его трон, и повел меня по длинным мрачным коридорам, которые уводили нас все дальше и дальше вниз. Освещение было не ярким, а скорее жарким, простираясь в инфракрасную часть спектра; с равным успехом света могло и вовсе не быть. Стены казались совершенно пустыми, хотя я ничуть не сомневался, что они украшены картинами, как и стены верхних коридоров; просто росписи мне не видны.
Массивная фигура Сетха маячила впереди. Чешуя, обтягивавшая могучие мышцы спины, багрово поблескивала, хвост мерно раскачивался в такт широким шагам, когти цокали по твердому пластику пола. Нелепо, но цоканье когтей и качание хвоста напоминали мне метроном – метроном, отсчитывавший последние секунды моей жизни.
По пути мы проходили через лаборатории и мастерские, заполненные странной аппаратурой. Мы все шли и шли, опускаясь все ниже, в глубь земли. Я попытался взглянуть на эти бесконечные коридоры глазами Сетха, но его разум был совершенно закрыт для меня.
Впрочем, он заметил мои попытки.
"Ты находишь свет чересчур сумрачным?" – прозвучало у меня в голове.
– Я почти слеп, – вслух откликнулся я.
"Это не важно. Следуй за мной".
– А зачем нам идти пешком? – поинтересовался я. – Ты способен перемещаться в пространстве и времени, но все равно ходишь из конца в конец замка пешком? У тебя нет ни лифтов, ни эскалаторов?
"Болтливая обезьяна, мы, жители Шайтана, пользуемся техникой лишь там, где не способны справиться сами. В отличие от вашего племени, мы не питаем обезьяньего восторга перед игрушками. Все, что нам под силу, мы делаем самостоятельно, тем самым поддерживая природное равновесие в среде обитания".
– Попусту тратя массу времени и энергии, – проворчал я.
"Что значит пара часов для того, кто способен путешествовать сквозь пространство и время по первому желанию? – От Сетха исходило искреннее веселье. – Что значит небольшое усилие для того, кому не грозит голод?"
И тут я ощутил, что давно не ел. В желудке было совершенно пусто.
"Вот тебе и один из ваших недостатков, млекопитающий, – усмехнулся Сетх, уловив мою мысль. – Ты испытываешь нелепую потребность питаться каждые несколько часов лишь для того, чтобы поддерживать неизменную температуру тела. Мы сочетаемся со своей средой не в пример гармоничнее, двуногий! Нам нужно куда меньше пищи, чем вам".
– Гармонирует мое племя со средой или нет, а я все равно голоден.
"Ты поешь на Шайтане, – ответил Сетх. – Мы оба попируем там".
Наконец мы вошли в круглый зал – точную копию виденного нами в крепости Сетха, оставшейся в неолите. Быть может, даже тот же самый, хотя теперь здесь не осталось ни следа устроенного мной и Аней погрома.
При мысли о ней, даже при одном лишь упоминании ее имени все мое тело напряглось, и пламя гнева полыхнуло в моей душе. И не просто гнева, а боли – горького, сокрушительного страдания осмеянной любви и доверия, вдребезги разбитого коварством.
Пытаясь выбросить ее из головы, я принялся разглядывать зал. Вдоль круглых стен ряд за рядом шли циферблаты, экраны, регуляторы и переключатели – множество шкафов, набитых аппаратурой, направлявшей и контролировавшей немыслимо огромные потоки энергии, получаемой из ядерного колодца. Посреди зала виднелось круглое отверстие, прикрытое куполом из прозрачного сверхпрочного пластика, а не огражденное металлическими перилами, как в подобном зале в другой крепости.
Энергия ощутимо пульсировала вокруг. Во всем замке Сетха было жарко, слишком жарко для любого человека. Но здесь было еще жарче, часть тепла земного ядра неизменно просачивалась сквозь защитные экраны и силовые поля, превращая зал в преддверие ада.
Сетх упивался жарой. Шагнув к пластиковому куполу, он заглянул в глубины ядерного колодца; далекое зарево бурлившей лавы окрасило его рога, острые скулы и чешуйчатое лицо неистовым багрянцем. Ящер раскинул свои могучие руки, словно желая обнять купол, он всей кожей впитывал источаемое колодцем тепло.
Я же держался как можно дальше; мне и так было невыносимо жарко. Несмотря на усилия, сохранять неизменную температуру тела мне не удавалось, я вынужден был позволить потовым железам делать свое дело и за считанные секунды покрылся обильной испариной с головы до ног.
Понежившись секунд пять, Сетх оттолкнулся от купола и молча указал мне на низкую платформу в противоположном конце зала. Вокруг квадратного основания платформы располагались ряды черных цилиндров, напоминавших электрические фонарики или проекционные трубки. Такие же приборы виднелись и на низком потолке над платформой.
Без единого слова мы взошли на платформу. Сетх держался чуть позади и сбоку, опустив когтистую руку мне на плечо – жест хозяина, понятный всем существам, наделенным руками. Я лишь заскрежетал зубами, понимая, что я не ровен ему ни физически, ни интеллектуально. До меня вдруг дошло, что человек без своих орудий труда отнюдь не благородный дикарь, а всего-навсего беспомощный нагой примат, обреченный на скорую гибель.
Пересекая зал, я на мгновение заметил наше отражение в пластиковом куполе, покрывавшем ядерный колодец. Мое мрачное лицо, причудливо искаженное выпуклой поверхностью, казалось блеклым и слабовольным на фоне лишенной выражения морды Сетха. Картину моего унижения довершали когти, стиснувшие мое плечо.
Мы вдруг провалились, низринулись в бездонный мрак, будто земля ушла у нас из-под ног. Пронзенный жестокой леденящей стужей, я закувыркался в небытие – бестелесный, но насквозь промерзший и устрашенный.
"Прости меня…" – долетел до моего сознания голос Ани – слабый, горестный возглас, чуть ли не всхлип. И все. Лишь два слова. Один-единственный раз пробилась она ко мне, дотянулась из квантовой вязи континуума, чтобы донести это ничтожно краткое послание.
А может, я всего-навсего вообразил это, проникся эгоистической жалостью к себе и отказываюсь поверить, что Аня добровольно покинула меня?
"Прости меня". Это вовсе не слова богини, твердил я себе. Это послание создано моим воображением, моим подсознанием, пытавшимся оградиться от мучительной боли и горести, воздвигнуть крепость посреди выжженной дотла души.
Мгновение холода и тьмы миновало. Мое тело снова стало материальным и обрело форму. Я снова стоял на твердой почве, а Сетх сжимал когтями мое левое плечо.
Мы прибыли на планету Шайтан.
