"На них показаны ритмы ее мозга".
Зубчатые кривые, красные от мук, плясали вверх-вниз в ритме, навязанном ползавшими по ее телу молниями разрядов.
По взмаху ладони Сетха голубые сполохи усилились, стали ярче, пустившись в безумную пляску по коже Ани. Ее обнаженное тело как-то съежилось, содрогаясь. Веки зажмурились плотнее, из-под них выползли две слезинки. Уголком глаза я заметил, что пики осциллограмм стали острее, круче, заметавшись по экранам, как языки пламени, опалявшие мой мозг.
Этот монстр пытает Аню! Пытает бессердечно и основательно, как армия муравьев, пожирающая любую живую тварь, вставшую у них на пути.
– Прекрати! – взревел я. – Прекрати!
"Открой мне свой разум, Орион. Позволь увидеть то, что мне надо".
– И тогда?
"И тогда я позволю вам обоим умереть".
Я взглянул в его горевшие злобой крокодильи глаза. В них не было ни торжества, ни радости, ни далее садистского наслаждения – ничего, кроме чистейшей ненависти. Ненависти к роду человеческому, ненависти к творцам, к Ане, ко мне. Сетх шел к своей цели, беспощадно сокрушая любые преграды.
Ненависть полыхала и во мне – но бессильная. Сгорбившись, уронив руки, я склонил голову.
– Прекрати ее мучения, и можешь делать со мной, что захочешь.
"Я облегчу ее мучения, – отозвался Сетх. – Но они не прекратятся до тех пор, пока я не узнаю, что мне требуется. Тогда вы оба умрете".
Змеившиеся по коже Ани голубые сполохи побледнели и замедлили свою пляску. Экраны показали, что боль ее поутихла.
И могучее, безжалостное сознание Сетха вонзилось в мой разум, как докрасна раскаленный стальной прут, с жестоким упорством отыскивая то, что он хотел знать. Я оцепенел, я был полностью обездвижен, не мог шелохнуть даже пальцем, а Сетх бесцеремонно рылся в тайниках моей памяти.
Я видел, я слышал, я заново переживал события своего прошлого. Безумец Золотой глумится надо мной, твердя, что уничтожит остальных творцов, чтобы род людской поклонялся ему как единственному истинному Богу. Вот варварское великолепие Каракорума и Угэдэй, Великий монгольский хан – мой друг, убитый мною. Пронзительный сырой холод Корнуолла в темнейший из темных дней мрачного века, когда рыцари короля Артура резали друг друга десятками, как мясники.
Сетх шарил в моей памяти, притрагивался к воспоминаниям, мыслям, целым жизням, стертым из моего сознания. Он искал, и искал, и искал, жадно продираясь сквозь пережитые мною эпохи, чтобы добраться до вожделенного знания.
Но пока он прорывался сквозь мой беззащитный разум, он и сам раскрылся мне. Связь между нами, при всей своей мучительности, была двусторонней. Его мысли я читал с трудом, так как не мог сформировать активный щуп, чтобы порыться в его памяти, как он поступал со мной, но Сетху не удалось бесчинствовать в моем разуме, не приоткрыв мне своих мыслей хотя бы чуть-чуть.
Я снова в лаборатории, где Золотой сотворил меня. Я в мертвый штиль на море, под медным небом, умираю от жажды. Я на планете, вращающейся вокруг звезды Сириус. Я умираю при взрыве в огромном звездолете, сжимая Аню в объятиях.
И наконец я опять ощутил, что стою в дьявольской камере пыток, где Аня терпит муки в своем стеклянном узилище, а ненавистные рдеющие глаза Сетха обжигают меня.
"Тьфу! Без толку. Ты знаешь об этом даже меньше, чем я". – Впервые его слова, проникавшие в мой мозг, были полны гнева и отчаяния.
Мое тело снова наполнилось жизнью. Сетх словно выпустил меня из своих цепких лап, и внутренности мои пронзило тошнотворной дрожью.
Он снова обратил свои крокодильи глаза к Ане.
"Она знает. Я вырву это из нее!"
– Нет! – взревел я, когда он потянулся к аппаратуре на стене.
Он на долю секунды отвернулся от меня. Мне было этого довольно.
Схватив ближайшего деревянного болвана, я с маху опустил его на гребенчатый хребет Сетха. Ящер упал, сокрушая приборы и экраны. Взмахнув резным идолом над головой, я изо всех сил ударил по стеклянной трубе, в которой находилась Аня. Стекло рассыпалось градом осколков, и пляска электрического пламени по нагой коже угасла.
Вцепившись Ане в запястье, я стащил ее с пьедестала.
– Ч-что так-кое?.. – распахнула она покрасневшие от боли глаза.
– Сюда! – рявкнул я, потащив ее за собой.
Стоявший на колене Сетх уже поднимался с пола.
"Стой!" – загремел его голос в моем мозгу. И я почувствовал, что не могу ослушаться его.
Но меня гнала вперед какая-то более могущественная сила, перечеркнувшая его мысленный приказ. Пока Сетх телепатически выкрикивал свои приказания, я чуть ли не волоком протащил Аню в тесную прихожую, а оттуда в коридор.
Проникнув в сознание Сетха, я узнал, где находится боковое ответвление. Фрагмент стены плавно скользнул в сторону, и мы с Аней ринулись в длинный спиральный туннель, нисходивший в глубь строения.
– Орион, он тебя тоже захватил?
– Рива и Крааль заключили с ним сделку, и он потребовал в уплату нас обоих.
Мы мчались по сумрачному туннелю, круто уходившему вниз. Наши босые ступни громко шлепали по раскаленному гладкому полу. В излучаемом стенами неярком свете мы не отбрасывали тени.
– Ты в норме? – спросил я, все еще крепко сжимая ее запястье.
– Боль… – выдохнула Аня на бегу. – Она гнездилась… прямо в рассудке…
– Ты в норме?
– Физически… но… я помню… Орион, он бессердечный дьявол!
– Я убью его!
– Куда мы бежим? Почему вниз?
– Энергия, – бросил я. – Его источник энергии внизу, глубоко в земле.
Я уловил в разуме Сетха путаницу неясных образов, из которых понял, что он может манипулировать пространственно-временным вектором, как творцы, а источник требуемой для этого титанической энергии находится глубоко у нас под ногами.
– Дорога вниз, – задыхаясь от быстрого бега, проговорила Аня, – не выведет нас отсюда.
– Дорога вверх тоже. Там слуги Сетха. Наверху десятки драконов, и уж не знаю сколько при них так называемых хозяев.
– Они погонятся за нами?
Я мрачно кивнул.
Сетх обшаривал мой разум в поисках знаний, которыми творцы наверняка располагают, а он – нет. Видимо, ему нужны были сведения о связях пространственно-временного континуума, о критической точке, наметившейся миллионы лет назад, чтобы изменить, исказить, повернуть вспять ход истории.
И вдруг я мысленно увидел его дьявольское лицо, излучавшее неистовую ярость.
"Тебе не уйти от моего гнева, жалкий примат! Тебя ждут лишь пучины мучительной боли и бездонное отчаяние!"
